Едва уловимый шелест листьев и хруст сухой ветви под двупарным копытом предвещает скорую гибель благородного животного. Иван натягивает стрелу на тетиву, прицеливается и ждет, когда олениха ущипнет пучок травы и поднимет голову, дабы прожевать его. Но свист раздается совсем близко к его уху, задевает золотистые локоны и царапает скулу жестким пером. Чужая стрела стремительно летит по косой, но попадает не в голову, а в ногу, раня и даря невыносимую боль, что сопровождается ревом и иканием. Олениха срывается с места, со спины слышен громкий топот лошадиных копыт и вскоре всадники проносятся мимо Ивана, следуя за добычей, которую выследил именно он. Царевичу не нужно всматриваться в расшитые золотом черные одежды, чтобы узнать в них своего брата старшего Василия.

Порой Василий в назидание третьему брату, по его мнению слабому и неопытному, отбирает его трофеи и учит не рассказывать об этом сестрам и отцу. Иван и отдавал, оставаясь дальше искать добычу до поздней ночи, когда даже луна не освещала чащу леса, погребенная под густыми кронами деревьев. Но в этот раз он пришпоривает коня, гася его желание встать на дыбы, и отправляется вслед за Василием, огибая опушку. Этот путь задерживает Ивана, но деревья помогают укрыть серые одежды от орлиных глаз друзей Василия. На скаку он вновь натягивает стрелу на тетиву, когда его быстроногая лошадь нагоняет княжеских коней. Стрела, пущенная на опушке, должна нагнать раненое животное, но летит мимо по обманчивому следу оленихи. Стволы деревьев мельтешат в глазах Ивана, но от его острого зрения не скрывается замедлившийся бег оленихи. Она повернула к нему, бросившись в лес, и пронеслась так резво, словно ее плоть не распаляется от вонзенного к нее металла. Глаза оленихи попали под лучи летнего солнца, теплого и сухого, и подсветившие умный взгляд, смешанный со страхом смерти.

— «Золотые!» — только и ахает Иван, глядя в глаза добычи.

Но зрительный контакт разрывается в ту же секунду, как позади слышится людское улюлюкание. Иван вновь бьет по бокам коня, отправляясь в погоню, но из головы не выходят два златых блюдца, которыми на него смотрела загнанная в ловушку олениха. Лес сгущается, лучей пробивается в чащу все меньше, а Ивана нагоняют стрелы Василия, решившего не то выстрелить их вдогонку за оленем, не то показать младшему, что ему следует сойти с дороги.

Но Иван, будто не разобрав назидание старшего, продолжает погоню. И только когда стрелы посыпались на него чуть ли не со всех сторон, ему приходится сойти с тропы.

— Поделом тебе, Иван, добычу своего брата воровать! — кидает напоследок Василий, а после доносится из самой чащи его темная угроза: — А помешаешь мне снова, так и сам на месте дичи окажешься.

Конь Царевича поднимается на дыбы, будто понимая, что его хозяина обижают. Но Иван лишь пригибается к шее гнедого друга, хлопает по ней и шепчет, что все хорошо, не надо буйствовать. Развернув коня в сторону дома, Иван решает остановиться у пруда, чтобы напоить коня после долгого бега. Спешившись у самого берега, пригибается к воде и сам, чтобы умыться и стереть с щеки кровь. Но вода рябит, когда с десяток лягушек решают прыгнуть на самое дно. Конь, напившись, поднял голову и навострил уши, пошел сам по берегу, задев шапку Ивана с бобровым мехом хвостом. Едва не уронив шапку в воду, Иван ловит ее у самой ряби, и замечает, когда вода стихает, отражение злата на противоположном берегу.

Последовав за конем, Иван подбегает к рогозу и приминает его руками. За ним — олениха с простреленной ногой. Лежит и дышит тяжело, бока так и вздымаются, вот-вот опустятся и замрут навечно. Иван тянется к колчану со стрелами за своей спиной, но не решается вытащить и одну. Смотрит в потерянные глаза оленихи — еще живые, с огнем во взгляде. Касается ее морды, щупает влажный мягкий нос, а олениха и не думает дернуться или укусить, не видя врага в Иване, пусть и он вкладывал стрелу, чтобы убить ее. Резким движением вытащив из чехла охотничий нож, Иван заносит его над своей рубахой и срезает ткань.

— Не должна такая молодая краса кормить людскую прихоть, — лес изменился за это время, морок подбирается все ближе, но в княжество еще не постучался голод, чтобы так бессовестно красть молодь из дома. — Наберись сил и проживи еще, а там, глядишь, сможешь передать свой яркий взгляд детям и уведешь их подальше от Василия.

Слова Ивана подкрепляются делом. Он осторожно, чтобы не навредить сильнее, вытаскивает стрелу брата из плоти оленихи (вошла не так глубоко, что было хорошо); промывает рану прудовой водой и смазывает ее травяным лекарством, подаренным ему сестрицей Марьей. Завязав ткань рубашки на ноге оленихи, Иван отходит от нее. Олениха осторожно приподнимается на свои ноги, наблюдая за красивым узелком, авось развяжется, а после вновь смотрит на Ивана благодарным взглядом. Ему даже кажется, что животное выставляет вперед здоровую ногу и пригибается к земле, чтобы поблагодарить его. Но стоит ушку дернуться, уловив знакомый шум погони, как олениха взмывает в прыжке в воздух и уносится прочь. Поняв, что Василий скоро будет здесь, Иван следует примеру оленихи и запрыгивает на своего коня.

* * *

— «Василий не послушает, но надо рассказать Марье, что в наших угодьях родилась олениха с золотыми глазами!»

Промчав с этой мыслью до самого дома, Иван в миг забывает о своей чудесной встрече, когда замечает возле забора чужака и вышедшую к нему сестрицу. Незнакомец малый, запыхавшийся не меньше загнанной дичи. Чуть поодаль от Ивана стоит прислуга, которая встретила Царевича с охоты. Обернувшись к хлопцу, чтобы спросить в чем дело, Иван и слов не нашел, когда тот сразу пожал плечами и замотал головой. Он спешивается с коня, подходит ближе к сестре.

— Марья, с кем ты говоришь? — малец будто сам уже не в силах отвечать, поэтому спрашивает сестру. Сразу же Иван обращается к прислуге: — Напоите и накормите гостя, отведите его лошадь в стойло.

Отредактировано Ivan Tsarevich (27.06.2025 22:04:15)

— Смелый ты, Владлен, раз проделал столь долгий путь и обратился к нам, — рука Ивана легла на худое плечо мальчишки после того, как он назвал свое имя и сестры, пусть Марья в представлении не нуждается. Как и в желании бездействовать, когда близко ли, далеко ли, а беда приключается с детьми. Но именно это и заставляет Ивана мягче обратиться к самой сестре, чтобы утешить именно ее рвение после рассказанного Владленом ужаса.

— До Медвежьего Взвоза рукой не подать, — Иван качает головой, когда приставляет грань ладони ко лбу и вглядывается в небо; птицы летают уже не так высоко, пусть солнце еще далеко от горизонта. — Проскачем до глухой ночи, а то зарево увидим, если гость наш ночевать не останется, — говорит даже не Владлену, а Марье. — Раз уж дело, положим, не в зверье, то и сети не разложим, ловушки не соберем, шкуры не сдерем. А с нас вполне могут, если нечисть буйствует да детей ворует.

Не до конца в эту сказку верит Иван, потому как сам в Медвежьем Взвозе давно не бывал да преступлений не видал. Слова ребенка — размыты, словно болотная вода, сквозь которую не углядишь кто плавает на дне. Но раз уж мужи не сумели разглядеть диких следов, а девы не уберегли братьев и сестер, то и дело нечисто. Может, сердце Владлена правда чувствует темные силы, может, дело вовсе не в них, а в злых людях или же притаился среди медведей морок, который простой сталью не разрежешь. Мыслей много, а неизвестность требует не столько рвения, сколько собранности и холодной головы.

— Прикажи Агафье приготовить в дорогу еды да соль и налить Владлену ближе ко сну теплого молока с медом, чтобы сил набрался за ночь. — Самому бы Ивану отправиться к Мстиславу за мыслями и советами, да нет его уже с неделю; придется брату и сестре разбираться самим, вспоминать, как с нечистью бороться. — Петруша пусть подготовит обереги, когда разберется с конем. Напомни ему про колокольчики — вдруг какая пакость резвится да народ только и делает, что запугивает.

На братьев полагаться тоже не стоит — на охоте Василий и Федор и не уйдут с нее, пока раненую олениху не найдут или не подстрелят добычу покрупнее. Воротятся под ночь — хорошо, но могут остаться в лагере до следующего вечера и не дозовешься их. Сам же Иван возвратился с дичью малой: двумя зайцами, подвязанных к седлу. Но и за ними пришлось на обратном пути погнаться, запутав коня по их следу — самим отдых нужен перед долгой скачкой.

— Идти в ночь — себе дороже. Подготовимся до зубов, отправимся на рассвете и тебя с собой прихватим. Как думаешь, Владлен? — обращается он сначала к перепуганному мальчишке. Затем к сестре, бережно забирая ее свободную от меча руку в свои теплые ладони: — Вижу, Марья, сердце твое неспокойно — ночь спать не будешь. Так я могу первым отправиться сию же минуту, расспросить местных, кто спать не будет, и дождаться твоей помощи уже потом.

Отредактировано Ivan Tsarevich (27.06.2025 22:04:06)

Душой Иван принимает, что Марья не послушает его и настоит на своем, а он и подчинится. Однако силы девы нашлись не только на удержание доброго меча в изящных руках, но и признание важности подготовки. Замнувшись лишь на мгновение, Иван кивает Марье, прикрывая в спокойствии глаза, но направляет взгляд на гостя их младшего.

— Набирайся сил, коли все поведал. А вспомнишь что-то еще — попроси Агафью проводить тебя к нам, — напоследок вновь похлопав Владлена по плечу, Иван отправляется к Петруше выбирать лошадь выносливее и здоровее скакуна их гостя.

Солнце даже не окрашивает чистое небо в красное пламя заката, в жаркое время оно еще долго может освещать путь. Но время обманчиво и всегда будет торопиться, особенно когда сильнее всего этого не желаешь. Отняв глаза от небосвода, Иван заглядывает в конюшни, где Петруша возится с незнакомой лошадью. Та не из пугливых да так шумно дышит, словно пытается сама рассказать как ее гнали из далекого поселения с плохими вестями. Жалко, что она в самом деле не умеет говорить, вдруг бы поведала то, чего не видели глаза Владлена и не слышал его юношеский слух.

— Осмотри ее круп, глаза да зубы, — приказывает Иван спокойно, но Петруша все равно вздрагивает, оборачиваясь к третьему сыну. Ранее-то он служил брату старшему, Федору, да выгнали его прошлой зимой с первым снегом, когда он не то подал строптивого коня царскому сыну, не то посмел сумничать перед девицами, выставив дураком.

— Первым делом ваш слуга этим и занялся, милостивый государь, — Петруша собрался было поклониться, едва не разлив воду из ведра, но Иван останавливает его поднятой ладонью. — Лошадь едва не издохла, добравшись к вашему дому, но отдых и еда возвратят ей силы.

Подойдя к деннику, Иван сам убеждается в жалком состоянии коня. Гладит он и своего, высунувшего голову под стать за его затылком, щекотно фыркнув прямо в шею. Погладив своего по переносице да заглянув в умные глаза, окидывает взглядом лошадей.

— Буян, красавец да умен, — Иван обращает внимание на семилетнего коня, который уж довезет храброго юношу до Медвежьего Взвоза и не вспотеет. — Подготовь его завтра к рассвету да закрепи на седле веточки вербены. За Неизвестной ухаживай, пока не восстановится, а там воротим ее владельцу.

Поручив Петруше и остальное, Иван вышел из конюшни и вновь возрился на небо. Чистое, уже начинает синеть, а вдали виднеются не легкие облака, а тяжелые тучи; их вот-вот нагонит ветер да скроет солнце с глаз долой. От горизонта Ивана отвлекают знакомые ребята, что улюлюкают вдалеке да смеются, шествуя верхом позади рослой фигуры. Сразу в ней узнается средний брат Василий, воротившийся с охоты, и Иван подходит ближе к оградке, заострив зрение на крупе его коня. За лошадью тянется тело короткое и сбитое, а с губ Ивана слетает тихий вздох, что и Василий с его-то друзьями не угнался за золотоглазой оленихой. Подняв глаза и на него, Иван замечает взгляд Василия на себе. Кланяется издалека старшему царевичу, но тот даже не кивает, а отворачивается и пришпоривает коня, лишь бы быстрее добраться до дому.

Выпрямившись, Иван стоит еще немного на свежем воздухе, что уже начинает холодить. Серая полоса на горизонте темнеет все сильнее и мысль селится сначала в уме, а там и на сердце. Не даром сестрица переживает и собирается ринуться в бой с неизвестностью, как только обронили слова о помощи, иль время на раздумья у них правда есть? Отбросив от себя всякие плохие мысли, Иван проверяет наспех Агафью, возящуюся с Владленом, и затем устремляется в библиотеку к Марье.

— Бойкий наш гость сегодняшний, но смиренный, — негромко подмечает Иван, извещая сестру о своем приходе. — Полагаю, ведьм ты сразу отмела, раз уж не заговорила ни об одной из них, — он становится рядом со столом, складывая полупустой колчан со стрелами на краю. — Помимо медведей в деревне водятся волки да лисы, нам не сообщали о злых деяниях из тех кругов, — среди книг и старых записей нужной вещи нет, так что Иван находит карту, сложенную на полке, и разворачивает ее рядом с Марьей. Взглядом находит нужное поселение, спрятанное среди лесов вдали от гор, в уме отметает ближайшие деревни и останавливается на севере. — Морок еще не подошел так близко к нашим владениям с той поры, как мы дали ему отпор. Проверяли границы в начале травня, но, как думаешь, царевна, стоит ли направить гонца батюшке, дабы просить его вновь отправить ратников на север?

Главной головной болью в царстве является именно Морок — насланное зло, стремящееся запутать честной народ да пожрать жизнь в счастливом царстве травинка за травинкой, птичку за птичкой. Несколько деревень уже мертвеет за туманом, но дальше не подпускает заговорщеский огонь, поддерживаемый короной ради покоя народа. Царь еще не нашел способа лучше и не знает, как совсем избавиться от суровой напасти, а вспышки тумана порой пробираются сквозь границу, мучая соседние поселения. Неужто теперь не только на севере и востоке, но и на западе, где доселе видели лишь изворотливую чушь, поселилась тварь, что детей ворует да заставляет родителей лить по ним слезы?

— По соседству нечто нагоняло страх на Заозерицу три зимы назад. Жители жаловались на хворь, но не болезнь то была, а силами мужей и жен питались неупокоенные злые души, дабы самим забрать их живые тела. — Сменив курс на деревеньку чуть подальше от Заозерицы и поближе к ним, Иван пожимает плечами, не зная на кого еще можно думать. — Да в забытой всеми часовне под горой черт селился, пугал хлопцев и изводил скот да собак, насылая на них жуткую чесотку.

Отредактировано Ivan Tsarevich (07.07.2025 19:58:50)

В тусклом пламени свечи лицо Марьи бледно, точно воск без фитилька, а речи ее мрачны предстоящей ночи и надвигающейся грозы. Улыбками да туманными надеждами такую душу не успокоить, но Иван и себе не дает поддаться огорчению чужой пропаже хотя бы на виду, дабы не беспокоить сестру еще сильнее.

— Детей не много, но и молва о несчастье уже прошла по всем домам, раз уж и до нас так быстро добралась, — царевич покачивает головой, ненадолго отвлекшись от карты. — Молитвами да оберегами родители снабдят чадо, и накажут ему не уходить далеко от дома иль же вовсе покидать его. Пусть и не мечом, но все же силами жители деревни способны уберечься на одну ночь, а то и более.

Мысль Марьи о путешествии твари за новой добычей порождает другую, более пугающую: что, если Медвежий взвоз стал лакомым соседом, когда опустошилось первое поселение? Иван поджимает губы, плечи его напрягаются, но он качает головой будто сам себе, не озвучивая переживания вслух. Раз уж Владлен не заикнулся о соседях, то и другие деревни вряд ли потерпели то же самое и наверняка не знают, что творится в взвозе.

— Порой следы... надо поискать получше. Мы не можем полагаться на слова, пока сами не проверим, — подробнее по поводу охоты и зверей, способных оттащить и спрятать добычу, Иван тоже умалчивает, решая не бередить и без того яркую фантазию сестры. — Морок... не сам туман. В нем могут селиться существа, боящиеся света и огня. Туман, помимо прочего, дурманит и путает людей, те же твари хорошо видят и слышат в нем, чем любят пользоваться и завлекать все глубже. — Отвлекшись от карты, Иван ступает к шкафу за своей спиной да перебирает пальцами корешки знакомых книг.

— Ежели Морок подобрался ближе, то он мог привести с собой и злыдней помимо тех, что разгуливают вне его границ. — Он вытягивает пару-тройку тех, что не успела забрать Марья до его прихода, и кладет на стол, раскрывает все на середине. — Мы знаем о кикиморах да мавках, к тому же навьи с бесами и прочие злыдни могут забавлять детей и воровать младенцев, — попробовав перелистнуть сразу пару глав, Иван находит изображения почти всех перечисленных существ и придвигает их к Марье. — Они разные по своей природе, но их объединяют схожие мотивы: выместить обиду на живых матерей, либо же привнести себе ребенка в услужение, — аккуратно, не намеком, но все же Иван старается донести до Марьи мысль, что не все твари стремятся утолить свой голод, но от этого слова царевича не становятся светлее. — Заранее не будем вкладывать надежду в сердце Владлена, но нам нужно прочитать об этом больше, коли есть надежда найти сестру гостя нашего и других детей да попробовать расколдовать их.

С этими словами Иван собрал в руке сохранившиеся страницы и положил под них закладку. Он читает вслух о кикиморах, что порой подкидывают в колыбели своих детей и забирает покрасивше; напоминает и о лешем, любящем водить детишек за нос, пока те не захнычат, потерявшись в лесу; говорит и про лесной народ, что сам не выдивал, да только слышал, что не рождаются они сами по себе, а обращают в себеподобных путников. Отложив книги Марье, Иван же садится за письмо и вычерчивает острием пера пару просьб отцу и брату, дабы те не потеряли его да сестру, не обнаружив по утру, и прислали помощь в Медвежий взвоз.

— Дождь смоет все следы, но у собак Василия острый нюх, могут подсобить нам в поисках пропавших детей или же почуять приближение опасности. Он вернулся с охоты вслед за мной, надеюсь, одолжит пару кобелей, — запечатав письма, Иван отходит к окну. Тучи уже застелили ясное небо и пролили сильный дождь. Он накрапывает так мощно, что крупные капли его тарабанят по ставням и крыше, точно по туго натянутому телячьей кожей барабану. — Не слышал только, остался ли Федор в лесу или же вернулся домой раньше нашего, — невольно хмурится, отвлекаясь на скрывшуюся за ливнем полосу пушистых крон деревьев.

Прислуга занята делами, Владлен так и не пришел в библиотеку, наверняка устав с дороги, либо постеснявшись. Хорошо бы проведать его да спросить не вспомнил ли он еще чужие разговоры или что мог видеть сам, отличное от привычной жизни. Но, отвернувшись от окна, Иван обращает внимание на книгу, небрешно брошенного Марьей на стул еще в начале их разговора да поисков возможных тварей.

— Сестра, не приметила ли что похожее на сказанное Владленом, покуда я не пришел? — пусть и перечисленного в книгах было много, но сердце говорило царевичу о том, что их недостаточно. Однако хмурится Иван, когда берет в руки том в черном кожаном переплете и открывает разворот. Не сказать, что третий сын завсегдатай библиотеки и ученый, но и не стыдится приходить сюда за ответами на свои вопросы, покуда те появляются во время скитаний. — Марья? Откуда у тебя... эта книга? — В библиотеке, собранной в их доме, встречаются заговоры и перечни магических существ, помимо знаний по охоте, оружию и управлению и прочего. Но ведьминские заклятия Иван никак не ожидал увидеть на протираемых от пыли полках.