Мужик сидел в кресле также, как и всегда, как будто так и должно быть. Как будто день начался с этого кресла. Вроде бы не хотел присаживаться и заводить с кем-то разговор. Не хотел, но оказался в такой ситуации. Значит, хотел.

Последние дни текли как сироп — вязко, липко, будто кто-то пролил ночь в утреннюю чашку кофе и тщательно перемешал, создавая субстанцию, суть которой невозможно было осознать. Вроде бы напиток, вынуждающий взбодриться и приготовиться к продуктивному дню, а в то же время затмевающий сознание, манящий ко сну. Мужик упивается им и не может понять, полнится ли он энергией или устал ещё до того, как встал с постели и взял в руки кружку. Ничего не имело смысла, одна локация перетекала в другую, что-то держащие руки хватались за воздух, смутные образы сменялись другими точно также, как и собеседники. В один момент Джон разговаривал с коллегой, в другой — благодарил кассира в его любимом магазине, в третий — улыбался психиатру, уже успевший снять пальто и повесить федору на вешалку. Бессмыслица какая-то. Тем не менее, каждое из этих воспоминаний имеет смысл и даже, кажется, логичную последовательность. Всё попросту будто в тумане.

Дело с многократным убийством разрослось, как плесень в закрытом ящике. Всё в нём было не так — результаты экспертизы указывали на кровь и отпечатки совершенно посторонних людей, тела находились не там, где должны были находиться, свидетели говорили полную чепуху. Мужик вглядывался в отчёты, слушал показания, читал записи, но ничего не ложилось на место. Ел что попало, чаще всего — ничего. Читал одно и то же досье три раза подряд, не замечая, что оно снова оказывается раскрыто перед ним, хотя был готов поклясться, что взял в руки другую папку. В голове было странное шуршание, как от старой радиостанции, настроенной не на ту частоту.

Всё это шло вразрез с его природой простого мужика. Он не верил, что может увязнуть в пучине отчаяния. Отказывался принять допущение, что зашёл в тупик. Каждый вечер говорил себе "Щас разберёмся. Завтра всё сложится". Ничего не слаживалось.

Хотелось понять, что же не так. У Мужика было много допущений. Преимущественно он думал о том, что подобрался к Антагонисту слишком близко, да настолько, что даже понять того не смог, и оный навёл на него морок. В остальном же его варианты сходились к тому, что он теряет хватку, упускает что-то из виду, утратил свои волшебные свойства, или, боже упаси, сам желает отстрочить раскрытие дела, над которым горбатится уже который месяц. Он отказывался верить в что-либо из этого, и всё равно хотел знать истину касательно себя, касательно преступника, по пятам которого идёт.

Желание спряталось в отказе и вылезло наружу, когда Мужик оказался напротив Зеркала. Диалог со сказочным психиатром начался как-то даже слишком легко. Будто Джон добровольно пришёл на сеанс, запланировав его за многие дни до этого.

"Это дело не отпускает меня. Я держусь за него, а оно — за меня. Сна никакого. Жрать не лезет. На автомате всё. Я ж не жалуюсь. Просто…" Мужик берёт короткую паузу, во время которой бросает взгляд в пол. "…тяжело стало думать. Раньше всё само сходилось. Смотрю — и ясно. А сейчас… Помню, как вы меня в Хранители направили давеча ещё. Подумал тогда ещё, мол, во круто. Логично, легко, всё понятно. У вас также, когда со сказками работаете? Наверно, нет."