- Девочки, не теряем ритм! - громкий окрик свистка, хлопок в ладоши.

Магнитофон прокручивал песни с 70-ых до конца 90-ых. Арабески, Квин и Элтон Джон. Шер, Джон Бонджови и Бонни Тейлор. Девочкам легче двигаться под старую музыку. Это мелодии и голоса их молодости. Взгляд давно выцвел, руки покрылись пигментными пятнами. Уже не такие ловкие, как раньше. Ошибаются в шагах, промахиваются мимо ковриков. В пальцах дрожь.
Руководство "Уилфорда" сделало подарок пожилым пациенткам. Бывший ресторан отеля, ставший столовой западного крыла лечебницы, на время переоборудовали в зал для занятия аэробикой и пригласили тренера.

Решение может показаться странным, но только для тех, кто не видел, как жизнь к старушкам ненадолго, но возвращалась. Зажигались глаза, рекой лились воспоминания о прошедших годах. Танцклубы, платья ручной работы, залаченные высокие прически-ульи, мужчины в клешах и блеск бриолина. Великая эпоха Диско и Хиппи, о которой уже все забыли. Фургончики, подвозящие путешественников автостопом. Вера в Американскую мечту. Для кого-то она осуществилась, для кого-то нет. Но у собравшихся под сводами лечебницы одна судьба - их сдали сюда родственники, когда старушки начинали им мешать причудами и забывчивостью, немощью, которую не терпит молодость.
Старушки? Линда звала их ласково "мои девочки". В ней, оружии, созданном для ратной сечи, было больше тепла, чем в детях, отдавших родителей под опеку приюта.

- И последний заход!

Поднимается протестующий ропот нестройных голосов. Но они устали. Жизнь и хотела бы, но не может вернуться обратно навсегда. Старость, деменция, Альцгеймер берут свое.
Линда выключила микрофон и вытерла полотенцем, висевшим на ее мускулистых плечах, несуществующие капли пота с золотистой кожи. Она делала это ради девочек, чтобы они чувствовали себя на одной волне.

Меч не знает усталости. Его предназначение - резать, кромсать и крушить. Всегда Победа, никогда Поражение. Но что делает воплощенный Кладенец?
Помогает старым людям забыть о приближении смерти, выйти из миров, рожденных медленно разрушающимся разумом. Жалеет ли она о выбранном пути? Ответ правдивый, как блеск стали: нет.

В зал приходят медсестры. Терпеливо выслушивают девочек, когда они наперебой делятся впечатлениями, и разводят их по палатам.
К Линде подбежала Шарк. Белая бультерьерша все время занятий ждала хозяйку, сидя на матрасике. Они закончились, и собака начала звать на улицу, маша из стороны в сторону хвостом и улыбаясь.
Улыбка бультерьера поначалу испугала персонал лечебницы. По вине истериков эту породу считают людоедами и монстрами. Но нет статистики, говорящей о том, что бультерьеры едят по тысяче человек в год.

Шарк опасна бесстрашием, мощными челюстями, острыми зубами и силой укуса. Под ее шерстью перекатываются крепкие мускулы. Они с Линдой похожи. Одна кровь, созданная ради битвы. В бою не чувствуют боли, сражаются до последнего. На шкуре белой собаки множество шрамов, как и на темной коже большой рыжей женщины. Линда выкупила Шарк с подпольной арены, где стравливают бойцовых собак.
"Машина для убийств" обожает бегать за фризби и наблюдать за белками в лесу. Она - любительница поесть и поиграть с детьми. За время, проведенное в больнице, была заглажена и зацелована в кожаный нос, тайком накормлена с кухни. Ни одной жалобы.

Собака пыхтела возле ног Линды. Она же, уперев руки в пояс, смотрела в окно.

"Что здесь делает Амадей?" - в долговязом человеке, ведущем инвалидное кресло по дорожке из другого крыла "Уилфорда", угадывался инспектор Варас, его не спутать ни с кем.
Встречу разделяли поднявшийся ветер, стекло, расстояние, время. Огонь горнила, плещущий на блестящем, идеально отполированном лезвии. Как странно было видеть его здесь, в тихом приюте тлеющих умов. И кто эта женщина в кресле, закутанная в пальто и платок?

- Шарк, пошли, - командовала Линда уверенно, четко.

Она накинула короткую куртку пилота, прежде чем быстрым шагом преодолеть бесконечно длинный коридор и оказаться на крыльце. На переносицу, закрывая взгляд от обычного мира, сели, как влитые, неизменные очки-авиаторы. Милитари и военные грубые ботинки. Солдат законченной войны.

Инспектор уже скрылся за деревьями, но Линда знала, куда ведет дорожка. Сопровождающая ее Шарк полетела по молодой траве, радуясь свободе.
Когда-то Меч и Огненный Змей были врагами. Она помнила его смерть, как смерти других поверженных злодеев. В новом мире стали любовниками. Редкими и все еще желающими друг друга убить. Прекрасными в наносящей боль страсти. Необузданными и яростными лишь наедине. Сдерживающими сокрытые силы для всей остальной вселенной.

Линда посчитала себя вправе разрушить секрет Амадея. Было бы лучше оставить его в покое. Они не супруги, не влюбленные. Все еще по разные стороны добра и зла. После нечастых встреч оба зализывают страшные раны. Но если бы все поступали так, как лучше, мир стал бы идеальным. А этого до сих пор не произошло.
Почуяв знакомый запах, Шарк бежала к пруду. Линда шла за ней, гоняя по уголкам рта прикусанную зубочистку.

Погоня за тенью обманчивой весны. Впереди белое пятно спины собаки. По дорожке между зеленеющих ковров грубыми ботинками. Газон, только освободившийся от снега, цвета пола спортивного зала. Пара недель на то, чтобы утраченное сходство заполнилось первоцветами.

Им не время, но в линзах очков-авиаторов загорелся оранжевым обжигающим пламенем цветок из огня. Он скрывается за холодным взглядом и длинным плащом, пряча сердцевину в равнодушном голосе.

Шрамы на сильном и мощном теле Линды заныли любовью. Никаких обещаний быть вместе до гробовой доски. Единство родственных сердец разной полярности Добра и Зла, которая уже не имеет никакого значения.
Линда выбирает женщин. Амадей - одиночество на дне стакана и шипение змей.
Но это любовь по имени Страсть. Это счастье борьбы, не сдерживаемое правилами и моралью. Это чувство без нежности, с взаимным уважением огня и металла. Но между ними есть кто-то другой. В неподвижной женщине в инвалидном кресле Меч узнала сказку.

- Могу задать тебе тот же вопрос. Что инспектор центра адаптации забыл в лечебнице для людей? - она сплюнула искусанную зубочистку.

Линда знает его привычки. По сдвинутым бровями видно, что Амадей не слишком доволен присутствием любовницы. Шарк достается больше внимания и ласки его костлявых чешуйчатых рук, которые умеют быть и жестокими, и деликатными под покровом темноты и тишины.

Ревности нет места. Меч часто порывиста и свое приветствие оставляет сама на покрытой красной чешуей шее, обнимая Амадея за пояс и не спрашивая его разрешения.
Острый край чешуйки поранил губу. Линда слизнула каплю крови и решила, что этого хватит для простого и близкого "здравствуй". Огненный змей слишком высок даже для меча-кладенца, которую называли уродливой из-за неженственного роста. Ей приходится поднять голову вверх, чтобы рассмотреть упрямую линию его тонких губ и хмыкнуть, отходя в сторону.

- Занимаюсь с проживающими аэробикой. Даю им возможность ненадолго сбежать из палат, - призналась Линда.
Ей глубоко плевать на выяснение отношений. Меч не любит тратить на это время.

Игривая бультерьерша, вдоволь намиловавшись с Амадеем, уже кружила вокруг пруда. Черный нос на белой морде постоянно опускался к земле, распутывая цепочки беличьих и куньих следов.

А взгляд Линды постоянно возвращался к молчаливо сидящей сказке. Женщина в кресле безумно привлекательна тонкими славянскими чертами лица и роскошью русых волос, но пугающе неподвижна. Глаза ее пусты и как будто слепы.

- Кто она? - Меч отходит от инспектора и присаживается рядом с женщиной по-военному на корточки, снимает авиаторы и пытается поймать хотя бы проблеск сознания.
Бесполезно, реакции нет ни на присутствие Кладенец, ни на прикосновение горячей ладони. Линда берет ее руку, отмечая гармонию и красоту пальцев, но больше - их безвольную безучастность.

- Что с ней произошло? - спрашивает она айтвараса.

У него должен быть ответ на этот вопрос, если привез женщину сюда и не хотел компании любовницы.

"Как будто у нее нет души", - заложница инвалидного кресла жива. Кладенец видела, как поднимается и опускается пальто с накинутой шалью в ритм медленного дыхания, и гнала от себя страшное понимание - красавица пуста внутри.

Такой воплотила ее Сказочница? Но зачем? Для чего? Мертвый взгляд потухших глаз - результат работы Антагониста? Но даже он может ли быть способен на такое? Убить при жизни, не останавливая сердце. И почему она здесь, в приюте медленно угасающих людей, оставленных родственниками на попечении медперсонала?

Мысли, как стая черных грачей, поднятых с ветвей деревьев. Линда ждала, что скажет Амадей. Под прыжки на месте счастливая собака лаяла на первых сонных карпов, медленно плывущих к приманке в темной прудовой воде.

Отредактировано Sword Kladenets (27.08.2025 23:06:45)

Ожидание длилось недолго. Не дольше блеска весеннего солнца на спинном рыбьем плавнике. Амадей начал говорить. Линда молчала и слушала, не убирая руку с тонких и неподвижных пальцев женщины в инвалидном кресле. Раскрытая истина. Сквозь слова прорывались чувства, которых она никогда не замечала у Огненного Летавца. История верной вдовы звучала мягко, теплом искренней заботы, омраченной случившейся судьбой.

"Ты любил ее?"

В сказе нет ни обиды на поражение, ни холодной насмешки над жертвой Аксиньи. Чудовище в красной обжигающей чешуе обращается к прошедшим дням с грустью и сожалением утраченного счастья. В бесстрастном костистом лице инспектора Линда пыталась найти хотя бы намек на то, что доказывал его изменившийся голос. Рассматривала его прямо, не пряча взгляд. Ветер трепал длинные рыжие волосы аспида, превращая их в живое, льющееся по плечам пламя.

Амадей не лгал, но чувства давались ему с трудом. Было хорошо заметно, как он борется с самим собой, с маской хладнокровия, не оставляющей ни днем, ни ночью.
В сказках айтварас был другим - лукавым, играющим на тягучем одиночестве прелестником. Всегда ли игра с влюбленными женщинами рождалась из притворства ради их жизненных сил? Меч не знала ответа на этот вопрос. Для себя оставляла лазейку в том, что змея способна на настоящую привязанность, милую сердцу радость.

Сценарий личной былины диктовал Кладенец вмешиваться только в тот момент, когда требуется победить злодея. Оружию никто не позволит изучать свою следующую цель и искать в ней проявление человечности. Ни шанса на помилование. Мораль сказки должна быть четкой, конкретной и не оставлять тревожного "если" и многоточия вместо точки.
Но реальный мир расширил границы, вывел все недосказанное и недописанное с полей в настоящую явь. В том, как осторожно и заботливо Амадей возвращает на место сползший платок, все, чему не удалось отразиться в мимике его лица.

Аксинья не реагирует. Теперь, когда история ее самопожертвования рассказана под небом шумящего леса, пустота внутри видна еще больше. Прошлое усиливает контрасты, наделяет личностью ту, что только мгновение назад была только несчастной незнакомкой.
Когда-то внутри Аксиньи жила живая душа. Бесстрашно отдать свои годы... Быть верной до конца...
Души больше нет.

- Хочешь сказать, в Фэйбл-тауне завелась тварь, которая на такое способна? - Линда поднялась на ноги.

По лицу поплыли черные полосы рентгена. Наследство от бывшего, а, возможно, и создателя, очертание черепа на горячей смуглой коже. Она не выбирала выражения и не станет смягчать слова.

Злость айтвараса видна даже лучше, чем его печаль. Ее легко подхватить и превратить в холодную кромку наточенного лезвия. Вокруг руки Линды мерцает призрачный силуэт Кладенца. Она - это меч. А меч - это смерть.
С каким-то непонятным умыслом Сказочница лишила возможности отстаивать справедливость. Перерождение милосердно целует в лобик не только жертв, но и загнавших их в угол тварей. И не помогло Аксинье?

- Новое воплощение залечивает любые раны. Амадей, ты боишься причинить ей боль, поэтому не убиваешь? - сталь прямолинейна и жестка.

В распоряжении инспектора много способов дать Аксинье второе рождение. Не обязательно через мучения змеиного яда или жар огня, он - хранитель, а значит, знает, как приблизить конец законными и гуманными методами. Амадея не назвать малодушным. Будь это так, Линда не легла бы с ним в постель. Так почему Аксинья до сих пор пуста?
Кладенец не понимает и режет мысль, что аспиду может нравиться беспомощное состояние любимой, но отвергшей его женщины. Слишком много искреннего горя в его голосе. Фальшь чувствовалась бы хрустящей ржавчиной.

- Кто это? Имя! Я помогу тебе! Милый, мне не в первой оказаться в руке злодея. Мы отомстим этой сволочи вместе, - череп на ее лице скалится, повторяя движения губ и уверенную улыбку.

Силуэт призрачного оружия все набирает цвет и объем, единый с плотью. Желтые глаза Линды загораются предчувствием битвы. Она готова отдать свою силу Амадею. За правое дело, за разбитое сердце славянской красавицы.

С пруда вернулась Шарк. Ее тоже дразнит предчувствие схватки. Бойцовая кровь начинает бурлить, отражая настроение хозяйки.

- Пусти пламя по лезвию! Дай нашим силам соединиться! Мы не сможем лишить скотину возможности вернуться, но он навсегда запомнит эту сечу.

Линда ободряюще хлопает бульку по широким бокам и бросает взгляд на сидяшую Аксинью, все еще смотрящую в несуществующую даль.

"Это самое малое, что мы можем сделать для тебя", - улыбка тает, потому что Кладенец больно.
Оживлять оружие было большой ошибкой. С дыханием жизни у восторого меча появились и "если", и многоточия вместо точки.

Отредактировано Sword Kladenets (07.09.2025 00:22:50)