Всю неделю стояла чудовищная жара. Вчерашний день был жаркий, солнечный и почти безветренный. Асфальт напоминал пусть раскаленную, но уже остывающую лаву и тихо плавился, вдавливаясь в землю, проминаясь вглубь так, словно там, в земле под ним, были сплошь пустоты в сам ад. В воздухе стояла пыльная взвесь от машин, которая дрожала, словно мороки в пустыне. Выходить на улицу, даже с заходом солнца, не хотелось – лежать в ванной, полной ледяной воды, да отмокать, не покидая тёмного убежища очередной оккупированной квартирки с выгнанным на улицу прежним жильцом – вот был идеальный план, который дракон полностью претворил в жизнь.

Сегодня же погода сжалилась над миром и высушенной землей, разразившись настоящим ливнем, который начался часов с пяти вечера и шёл нескончаемым потоком почти до позднего вечера, взрыкивая дальними раскатами грома и перекатываясь тучами на горизонте. Гроза, может, где-то и была, но прошла стороной, подарив им лишь белое небо, милостиво пролившее слёзы свои над Фейблтауном.

Честно говоря, в такую погоду тоже не хотелось никуда идти. Да и делать ему было нечего, кроме как дойти до библиотеки и вновь зарыться-закопаться в старые книжки, потеснив остальных «коллег» из компании Книгочеев, чем Горыныч неожиданно для себя увлекся в последнее время, и что несколько успокоило его путающийся и сам себе мешающий разум.

Но в холодильнике неожиданно – как и всегда, впрочем, и он всё никак не мог к этому, к этим мелочам и трудностям привыкнуть в полной степени – закончилась еда, последние крошки ночью подъел, и дракону пришлось вспомнить, что он теперь и как. Вспомнить и, чертыхаясь и злясь, всё-таки покинуть убежище. Спуститься по узкой деревянной, поскрипывающей на каждом шаге лестнице вниз, стараясь не касаться перил, способных оставить занозы в ладонях, выйти в наружу, пахнущую свежестью и влагой, и пройтись до ближайшего магазина, бурча животом и вяло ковыряясь в чужом кошельке в поиске налички.

Почему-то сегодня он ушёл дальше прежнего маршрута. Ноги вели его сами всё дальше и дальше. Сперва он прошел магазин, куда забегал постоянно и чей ассортимент давно уже был изучен от корки до корки. После прошел через небольшой зеленый парк, в котором, несмотря на время, было людно, и кто-то даже играл в небольшой беседке на гитаре и саксофоне, собрав вокруг себя небольшую пританцовывающую толпу. Узкие зеленые тропинки провели его вдоль небольшого озерца с деревянным настилом, а с деревьев всё сыпались и сыпались ворохом капли так, что дракон пожалел о том, что не взял с собой зонт.

Змей свернул в переулок, прошел мимо заборов и мусорных баков, чувствуя себя… странно. Если изначально он просто прогуливался, расслабившись, то теперь его не покидало чувство, словно что-то его вело, тянуло, манило, звало, указывая путь, и он просто не сопротивлялся, очарованный этим волшебством. Отчего-то внутри рассыпалось тянущее и прекрасное чувство, сродни былому величию, ощущение восхищения, ощущение падения, тяжести, давящей на плечи, жмущей к земле безжалостными силами, ломающее крылья, вяжущее, точно болотный туман.

Он выдохнул холодом, стоял перед массивной дверью «Тихого омута» — так гласила вывеска. И, толкнув дверь, осторожно зашел в полумрак.

Здесь пахло уютом.

И домом.

Горыныч огляделся, медленно переводя взгляд с женщины за барной стойкой по всему помещению – нынче пустому, а оттого тихому до безумия, максимально непривычно и не комфортно. В груди всё так же щемило и он озадаченно потер кольнувшее сердце ладонью прежде, чем сдвинуться с места.

Раз уж зашел, то, видимо, выпьет. Зачем-то же он это сделал? Зачем только. Ответов на вопрос не было. Это было, наверное, самой большой странностью, потому что обычно они шумели бесконечно и громко, точно стая чаек над прибрежьем. Сейчас же – затихли, оставив его один на один с…

— Привет, — голос Змея неожиданно охрип. За баром стояла Сказка, но от нее веяло чем-то… до боли, до одури знакомым. Странным. Как если бы они были из тех историй, в которых пересекались когда-то – Горыныч знал, что подобное периодически может происходить, когда воплощённые чувствуют друг друга. Но чтобы так?..

Он хотел взять что-то из меню, сделать заказ, даже открыл рот для этого, но замер, застывая в нелепом раздрае, потерявшись и пытаясь понять, что же его так сильно озадачило и беспокоит. Замер, остановившись у самой стойки и положив на нее руку.

Ему чертовски хотелось… что-то сделать.
Но в этом проклятом паззле из накативших чувств, бурлящих тихо и судорожно, точно кипяток в чане без крышки, будто бы не хватало одного фрагмента для понимания всей картины.