со времё[Н] ЦА // 26.02.2017
Сообщений 1 страница 10 из 10
Поделиться217.08.2025 16:31:57
ЦА 2012 год.
Дверь в коридор приоткрыта.
Оттуда проливается солнечный свет и скомканный галдёж проходящих мимо существ. Этой поступающей информации достаточно и даже многовато, чтобы новоявленный гость Фейбл-тауна чувствовал себя сопричастным.
Вуди довольно мирное, тихое и медлительное создание, часто проводящее время в созвучной себе атмосфере — своей комнате.
Здесь не хватало высоты, чтобы поставить «Избу», но он уже к этому привык, потихоньку осваиваясь в новых владениях.
Они всё равно оставались чужими, потому как в дверь часто заходили люди, которых он не звал и не знал. Все от него что-то хотели, кормили, ухаживали и пробовали наладить контакт. Иногда он был заинтересован в короткой беседе — как правило, если хотел есть, а иногда мог часами игнорировать происходящее, просто от нежелания тратить ресурсы. Мир и без того перегружал его обновленное тело.
Некоторые базовые вещи он уже понимал. Сегодня, например, была совершена очень «многоуровневая коммуникация» с женщиной в белом халате: он распознал её, узнал щипчики в её руках, вспомнил, что ему не нравится, когда длина когтей убывает, что это неудобно; медленно спрятал руки под одеяло, смог нахмурить лицо, даже мотнуть головой и произнести: «не» — после чего ужасно устал и собирался поспать.
Сон, на первых порах, занимал большую часть его жизни. Во снах и находиться, и воспринимать пространство как-то привычнее и приятнее — издали слушая, что же происходит там, в этом новом мире.
Принять удобное положение для сна было невообразимо лень, поэтому он так и оставался сидеть, опёршись лопатками о спинку кровати и ожидая, когда его само по себе провалит в сон. Веки смыкались по миллиметру в час, но Изба никуда не торопился, рассеивая внимание где-то в районе двери.
В проёме появилось темное пятно и задержалось, заглядывая внутрь. Хорошо, что даже зрачками двигать не пришлось, чтобы зафиксировать нарушителя покоя. «Этого» он знает — можно снова расслабить взгляд — походит, снова что-нибудь потрещит на понимаемом языке, поймёт, что из жильца сегодня собеседника не выйдет и нырнёт обратно, в поток непрекращающегося коридорного гула. Радость, что хотя бы один пришёл, без толпы таких же любопытствующих — меньше шума.
Надо было всё-таки пересилить себя раньше и сходить захлопнуть дверь, чтоб не отвлекаться от погружения в сон.
Финист что-то говорит и садится напротив: это вообще почти стандартная процедура его появлений. Иногда ещё рукой перед лицом машет, заставляя глаза высыхать — приходится моргать.
Бывает, приходит с книжкой с картинками, показывает всякое странное, как будто знакомое, и много разговаривает. И если первые несколько предложений еще успеваются как-то распознаться неокрепшим восприятием, то всё остальное скатывается в огромный гудящий шар. Вуди не хватало ни слов, ни желания объяснять это.
А Финист опять что-то говорил.
«Уходи, я спать» — ворочается где-то в черепной коробке, но наружу никаким образом так и не выкатывается.
Одноклассник замолчал, но продолжал сидеть неприлично долго, даже по меркам Вуди. Впрочем, если ему так хотелось просиживать чужую кровать — Изба не возражал — лишь бы не мешал.
«Что он хочет?» — практически безразлично проплывает в голове. Еще минут десять, и наверное, Избушка либо уснёт, исчерпав интерес, либо исчерпает терпение, насилу озвучив вопрос.
Но ждать не пришлось. Финист подался ближе и почти уткнулся в него лицом. Странно. Так никто не делает.
«Близко, уходи,» — рефлекторно отзывается мозг. Вудвард к человечку-то привык и не видел причин включать «сирены» или давать отпор. Ничего угрожающего с его стороны никогда не было: агрессии не проявлял, настороженности не вызывал. Но что он сейчас делал — одному Сказочнику известно.
«Мокро. Мы же этим едим. Ты еду ищешь?» — проводя доступный анализ, размышлял Изба, — «там нет еды, я уже всё съел, ты опоздал.»
Вероятно, так всё и было, и Финист вскоре поймёт, что «ловить» тут нечего, и оставит его в покое.
«Так глубоко её тоже быть не может,» — впервые за долгое время, Вуди даёт о себе знать глубоким вздохом через нос. Но вовсе не от того, что дозрел вопросом к нарушителю спокойствия — просто птица своим лицом плотно перегородила ему бОльшую часть ноздрей и дышать стало тяжелее.
Однако, именно это спугнуло Гостя.
«Давай, уходи,» — соизволив встретиться глазами, повторил про себя Избушка.
— Ты что тут делаешь?! — неприятно громко поинтересовалась женщина в белом халате, моментом назад появившаяся из коридора. Видимо, вспомнила, что дверь забыла закрыть.
— А я просто,.. — и снова какая-то абракадабра для восприятия Вуди.
Честно, еще секунда, и сон совсем отступит, уступая нарастающему раздражению. Какого им всем тут надо?
— Ты же видишь, он спит почти, не мешай, — услышав собственные мысли, Вуди обрадовался, что их произнесли за него и проблема скоро сама собой разрешится.
Финист что-то лепещет, женщина машет ему рукой к выходу и уже через секунды, они наконец покидают чужую комнату, забирая с собой солнечные лучи коридора.
Глаза Избушки одновременно с дверью закрываются, и он почти сразу проваливается в сон.
Отредактировано Woodward (17.08.2025 17:49:41)
Поделиться328.08.2025 13:58:01
ЦА 2012 год.
Ему нравилась его новая жизнь. Разумеется он не сразу принял то, что оказался в новом мире и особенно то, что больше не мог обращаться соколом. Первое время он постоянно с размаха падал на пол в отчаянных, но бесплодных попытках перекинуться птицей. У него и сейчас такое случалось, когда он пугался, что обычно вызывало у других сказок приступы смеха. Финист смущался, но не обижался - должно быть со стороны это и вправду выглядело комично.
Во всем остальном новый мир оказался классным - большим, удивительным и ему нестерпимо хотелось познать его как можно скорее. Здесь было полно чудес, которых не встретишь даже в сказках. Ну взять хотя бы тот же телефон или телевизор - даже золотое яблочко, катающееся по серебреному блюдечку с ними не сравнится. Телек или телефон показывали все, что попросишь и даже то, о чем не просишь, но все равно всегда что-то интересное.
Новый мир был больше, чем его собственный и это манило его, как манит любую птицу ясное, безоблачное небо.
По характеру дружелюбный и активный он, за то недолгое время что здесь находился, успел изучить весь Центр вдоль и поперек и обрести много новых знакомств. Правда с большинством приходилось общаться чуть ли не на пальцах, так как русскоговорящих сказок тут было не так много. Да и не со всеми, можно было бы поговорить...
Впервые увидев Избушку, он очень обрадовался - как же здорово, собрат по небу! Однако, оказалось, что все не так просто - Вуди был артефактом и ему очевидно требовалось больше времени на адаптацию. Поначалу Финиста пугало состояние нового знакомого - пустой взгляд и полное отсутствие реакции на какие-либо действия со стороны делали его похожим на живого мертвеца. Но Соколу объяснили что это временно и он сразу решил, что просто обязан помочь тому выбраться из своей скорлупы. Не только потому, что Изба тоже был своего рода птицей или потому, что он был русским, но еще и оттого, что Изба казался ему очень милым. Что-то вроде старшебратских чувств возникало у него, когда он заботился о Вуди.
И как же приятно было видеть, что их "птенчик" постепенно проявлял все больше интереса к миру и даже что-то уже мог говорить или делать сам. Это Сокола воодушевляло проводить с ним все больше и больше времени.
Вот и сейчас, пользуясь случаем, он спешил по коридору к палате Избушки. Правда цель его визита сегодня была... Необычной. Взволнованный поселившейся еще несколько дней назад в голове идеей, он лишенный всякого терпения, больше не мог оставаться с ней один на один. Но и поделиться с кем-то... Было стыдно. А вот Вуди не осуждал, Вуди был очень терпелив и спокоен, так что ему, пожалуй, можно было довериться.
Дверь оказалась открыта и он радостно впорхнул. Избушка не спал, что тоже было большой удачей.
- Привет! Сегодня занятия кончились пораньше, - начал он свое щебетание, уже усаживаясь на кровать - Вуди никогда не возражал и Сокол читал это как одобрение. - Сегодня была математика. Господи, ты бы знал какая это муть. Я чуть не помер прямо там. Это ужасно скучно, - обычная болтовня, но Финисту кажется, что Избушка тоже имеет право знать что творится за пределами его комнаты-клетки. - А еще в столовой сегодня один из новеньких устроил беспорядок мол сколько можно кормить его вареным мясом, он хочет сырого, но кто ж ему разрешит... - он болтает и болтает о том и сем, но так и не решается перейти к сути своего дела.
А дело было в том, что несколько дней назад у них был урок полового воспитания и на нем он узнал, что в этом мире существуют однополые отношения. Это настолько его удивило и взволновало, что с того момента он больше ни о чем не мог думать. Был ли он на занятиях, ел ли или лежал в кровати, но мысль о том, что можно... Ну... Мальчик с мальчиком...
Этот факт не вызывал у него отвращения, наоборот, это казалось очень интересным и... И он очень хотел попробовать как это. После двух неудачных браков ему не особо хотелось новых отношений с девчонками. Нет, конечно, тут были очень милые особы, совсем не похожие на его жен, но рисковать не хотелось. Однако, потребности-то остались - он молод и полон энергии, а девать ее совсем некуда и...
"И если можно с парнями, то это же будет проще, да?"
В общем ему требовалось проверить себя - что он почувствует, ну если скажем поцелуется с мужчиной? Но он же не может просто подойти и предложить это кому попало... Поэтому что еще ему остается?
"Прости Вуди, но уверен, что ты этого даже не вспомнишь потом"
- Знаешь, есть сказки... В которых... Эм, ну... - он мнется, но продолжает. Все же ему надо как-то объясниться и предупредить Вуди о том, что он собирается сделать. Он же не дурачок и уже немного умеет говорить, если он будет против, то Финист не станет ничего делать насильно. - Ну, в общем в сказках иногда поцелуй помогает... Ну... Расколдовать кого-то... И... Я подумал, что вдруг, это и тебе поможет... - это, конечно, бред и он сам не верит в то что говорит, но не может же он просто сказать "мне любопытно".
Он застывает на кровати и молчит, ожидая реакции. Он уже знает, что Избушке нужно время на обработку информации, но тот не подает никаких сигналов - ни за, ни против.
"Молчание - знак согласия, так ведь?" - уговаривает себя Сокол.
Он еще какое-то время смотрит на брюнета, ожидая хоть чего-то, но тот остается неподвижен и безмолвен. И Финист решается.
Губы у Вуди мягкие, но сухие. Финист прижимается сперва совсем целомудренно и прислушивается к ощущениям - сердце ускоряется, к щекам приливает жар, но ничего неприятного или отталкивающего он не испытывает. Окрыленный и взбудораженный он начинает действовать смелее: слегка сминает чужие губы и проталкивает язык в расслабленный, непротестующий рот - мягко, влажно, жарко и... Приятно.
Все мысли отходят на второй план и блондин полностью отдается моменту пока, неожиданно, не получает реакцию. Он спешно отстраняется и испуганно замирает. Избушка смотрит прямо на него, ошибки быть не может, он...
Все понял? Он против?
- И-и-извини, - шепчет он, прижимая руки к груди, пытаясь придумать что еще он может сказать, но внезапно зашедшая медсестра прерывает поток мыслей.
- Ты что тут делаешь?!
- А я просто... Зашел проведать... И вот... Тут... - раскрасневшийся, взволнованный, смущенный он не может поднять глаз ни на женщину, ни на Вуди и продолжает на автомате нести какую-то чушь.
- Ты же видишь, он спит почти, не мешай.
- Да? Ой, я не думал... Я просто, - он почти в панике, но кажется женщина не поняла, чем он тут занимался.
"Господи, зайди она хоть на несколько секунд раньше..."
Он спешно подчиняется велению женщины, бурчит что-то вроде прощания для Избушки и бежит в свою комнату. Сердце бешено колотится, румянец не сходит с щек, а в голове только одна мысль.
"Это так же приятно как и с девушками..."
Отредактировано Finist (28.08.2025 13:58:50)
Поделиться404.09.2025 22:21:44
ЦА 2013 год.
Дверь в коридор приоткрыта.
Оттуда проливается солнечный свет и скомканный галдёж пробегающих мимо существ.
Существа галдят на неизвестном языке, громко тормозят недалеко от двери и судя по звукам, настигают свою жертву, начиная драку.
Вуди поднимает жующее лицо от учебника английского, с любопытством прислушиваясь. Яркие и громкие события всегда вызывали интерес.
Отложив книгу, он выходит в коридор и, опершись плечом о стену, наблюдает за коротким «концертом» — тем, что вскоре всё равно прервут Наставники.
Навстречу драке бежали представители русской диаспоры, один из которых затяжным торможением остановился рядом с Избой:
— Ты хули вылупился? Печку бьют, беги помогай, — совершенно бредовые, на взгляд артефакта, телодвижения, и вся эта манерная эмоциональность не вызывала ни сопереживания, ни желания включаться в ненужную ему суету.
— Не хочу, — неумолимо честно ответил юноша кусая яблоко и добавил лицу выражение «ты дурак что ли».
***
— И по ебалу — «дыщ», — рассказывает он чуть позже врачу, обрабатывающему его битое лицо какой-то едкой жидкостью.
— Пришлось драться, но не с теми.
— Тебе рот заодно с мылом помыть? — интересуется мед брат.
Сокол сидит на соседней койке и посмеивается. Хотя, что смешного — Избушке совершенно невдомёк. Обидно всё это и несправедливо как-то.
— Зачем? — искренне уточняет, снова придав лицу то живописное выражение, что было перед дракой.
— Ты где таких слов нахватался?
Разбитое запястье поднимается и указывает на Финиста.
Встрепенувшаяся птица почему-то тоже возмущается решением Избы: «нельзя так» — говорит.
Но как нельзя-то, если он и научил. Зачем учил тогда, спрашивается, если ни говорить это слово, ни указывать первоисточник нельзя. И что с этим словом делать, в таком случае?
Мир вообще очень странным оказался: нелогичным, противоречивым, хрупким, и непонятно — как он весь такой несуразный функционировал.
Абсолютно то же самое Вуди мог сказать о своём теле, разве что, кроме хрупкости — с кальцием полный порядок.
А остальное не нравилось.
Чуть ли не желейная, в сравнении с магическим деревом кожа, обновление которой происходило ежесекундно. И как оказалось, на этой самой границе кожи с внешним миром постоянно происходят какие-то баталии микромира, которые он даже не замечает. Может заметить только сыпь или царапину — поле битвы всяких бактерий-микробов, которые сутками напролёт держат оборону, атакуют, погибают, обновляются, нарастают.
О внутренних процессах организма на менее защищенных территориях вообще говорить нечего. Вудвард ненавидел болеть и был не в силах привычно защищать «Избушку поменьше», оставаясь лишь глотающим таблетки наблюдателем, на нескончаемой войне своего человеческого тела с остальной вселенной.
Но даже к этому привыкаешь и забываешь.
Дверь в актовый зал открыта.
В помещении слышен галдёж проходящих внутрь существ, рассаживающихся на просмотр очередной культовой киноленты.
Мероприятия «для общего развития».
Изба, вальяжно растянувшись на несколько кресел, флегматично ждал начала.
Финист с другими припозднились — похихикали о своём и уселись рядом, вынудив Избушку принять сидячее положение.
— Чо по телику? — весёлым полушёпотом уточнил пернатый.
— Какая-то загадочная история кого-то там, — запомнить длинное название было тяжело, поэтому он уточнил, — сказочная драма.
Однако, само кино было очень интересным: диалоги в нём не были перегружены какой-то сложной лексикой, а метафоры были легки для восприятия, что полностью захватило внимание молодой Сказки.
***
«Ты хочешь сказать, что черт знает сколько пробыл на этой земле, и у тебя еще никогда не было женщины? Чёрт, это самое печальное, что я слышал.
Забавно, тут ведь тоже все, как правило, появляются в каком-то половозрелом возрасте. И говорят, что сами выбирали, как им выглядеть.
Странно — Вуди не выбирал, ни имени, ни внешности ни возраста — само как-то получилось. Разве что с именем помог ЦА — чтобы проще было заходить в мир и его процессы. Или он просто не помнил, как выбирал?
«Черт возьми, тогда ты сегодня идешь со мной»
— Бля, вот сейчас надо было идти, — с досадой сказал один из одноклассников.
— Куда? — вяло поинтересовался Изба, но от него отмахнулись, мол, «ты не в теме», и продолжили смотреть кино.
***
В зале разом стало тише — словно даже живые шуршащие тела вокруг ожидали какого-то таинственного рубежа.
«У тебя такие шершавые руки»
— говорит необычной внешности актриса и тянется лицом к лицу главного героя. Вместе с ней — словно в одном движении — в кресло невольно вжимается Вуди. Плёнка тянет за собой, поражая сознание сломанной ассоциацией, и лицо карикатурно искривляется, транслируя глубокий мыслительный процесс.
«Это был первый раз, когда женщина меня поцеловала — такое невозможно забыть»
В принципе, общая концепция «поцелуя» была ему знакома. Но то, что всплыло в памяти — слишком отдаленно напоминало это представление. Хотя, оказалось — его тоже невозможно забыть.
«Это ведь оно и было?» — с толикой неверия подумалось.
Хотя зачем он что-то додумывает — инициатор же рядом сидит, можно у него и спросить: что для него значит эта сцена, почувствовал ли, вспомнил ли что-то похожее?
Сознание дробилось от какой-то смутной неловкости, зачатков возмущения, но Изба всё-таки медленно повернул голову в сторону одноклассника...
«...Вот сука,» — который вообще фильм не смотрел, может даже и отрывок тот не видел — уставился в стену — дурачок. Чем стена интереснее фильма?
Вуди на всякий проверил, тоже на неё глянув. Довольно быстро понял, что «ничем», но отступаться не стал, слабо позвав:
— Финист?
— А-а.. вот сейчас – самое время, — чуть громче, чем нужно, отчеканила птица, но не ему, а однокласснику, с которыми они тотчас встали и замельтешили из зала.
Услышали ли его вообще?
Хмыкнув себе под нос, он снова уставился в проекцию.
Возможно, Сказка просто чего-то еще не понимает и жест Финиста был чем-то вроде признания или уважения — они же довольно близки. Больше так никто не делал — так с остальными они и не особо близки.
С такими «приколами» — и сближаться ни с кем не хочется. А Сокол, как с яйцом с ним возится, даже когда не просят.
Избушка запутался.
Первичная реакция немного притупилась и он решил, что скорее всего, опять что-то не так понял, и проще не устраивать сцен. Со временем, всё само встанет на свои места, как это обычно и бывает.
Едва расслабившись и настроившись на фильм, его пронзает резкий испуг — звуковое сопровождение обрывается и громыхает по помещению женскими стонами, вызывая волну хохота и присвистываний.
Опешивший юноша бегает глазами по экрану, пытаясь найти хотя бы в одном пикселе взаимосвязь с прошлыми, тихими кадрами — никакой.
Он беспокойно повернулся к зрителям, снова выдававшим какие-то нелогичные реакции на происходящее — что это, кстати?
Сложенные в кучу тела? Было бы знакомо, если б они другого цвета были, не двигались, «а это чо такое»?
Избушка даже телом подал вперед, сощурился, весь заскалился, пытаясь разобрать происходящее, но мозг упорно рисовал какой-то хитросплетённый человеческий канат.
«Что за хуйня, где фильм?»
Отредактировано Woodward (06.09.2025 03:00:05)
Поделиться517.09.2025 14:28:50
ЦА 2013 год.
Легкой, пружинящей походкой он направляется в сторону актового зала. Настроение его лучше некуда - задуманное жжет нутро весельем. Диск, доставшийся ему от выпускника Центра, с красноречивым названием "Дикие буфера 4" заткнут за пояс джинс и надежно спрятан под безразмерной футболкой.
У дверей его встречает шумная стайка приятелей-одноклассников, которая тут же набрасывается на него с вопросом: "Ну что, принес?". Он на это лишь расплывается в улыбке и важно кивает. Ну конечно принес, это же его идея, а он не ссыкло какое, чтобы пообещать, а потом передумать.
Их воробьиная компания просачивается в зал с улюлюканьем и смешками, которые постепенно сходят на нет. Большинство рассаживаются кто где, а он замирает и хищно высматривает знакомую макушку, которую, впрочем, быстро обнаруживает.
За последний год они с Избушкой значительно сблизились, и Финисту это нравилось. Тот рос как в сказке - не по дням, а по часам, и теперь с ним можно было общаться на равных. Конечно, тот еще местами тупил, как, например, в тот раз, когда спалил его мед брату, но наивность Вуди вызывала у Финиста скорее умиление, чем раздражение или что-то еще неприятное. Его забавляло, что Избушка, который и на вид старше, и в габаритах чуть больше, иной раз вел себя совсем как ребенок. Его прямолинейность, странноватые вопросы или вот такие тупняки создавали впечатление, будто у Сокола есть младший брат, о котором непременно надо заботиться.
И он, конечно, заботится. Потому что уверен - Избе без него будет тяжко. А еще потому что с ним пиздец как весело. Все эти неподдельные реакции, все эти странные вопросы и умилительное непонимание очевидных вещей приводили Сокола в восторг. Рядом с Вуди он чувствовал себя важным и нужным, и это нихуево так грело его самолюбие.
- Чо по телику? - спрашивает он, усаживаясь рядом.
Получив ответ, морщит нос - даже по обрывку названия понятно, что фильм нудятина. Ему нравятся драчки и экшен - чтобы побольше погонь, крови и всякого такого. А вот такие вот фильмы это ж тоска. Ну так пожалуй даже лучше, было бы обидно прервать какой-то действительно хороший и интересный фильм.
***
Он не особо вникает в сюжет, уделяя больше времени рассевшимся вокруг приятелям и их комментариям. Робкий шепот то и дело норовит перерасти в галдеж, и Финист периодически прикладывает указательный палец к губам. Не потому что он весь из себя такой правильный, а потому что кажется, Избушке история заходит, и Финист хочет дать тому хоть небольшую возможность насладиться просмотром.
Однако он быстро начинает сожалеть, что они не прервали фильм раньше. Как только губы сходятся в поцелуе, Финист вжимается в кресло и бросает короткий взгляд на своего друга.
"Пиздецпиздецпиздец"
Он же не вспомнил, да? Он же не понял, да?
Их здесь учат, что есть границы - и у него самого, и у других людей, и пересекать их без дозволения это табу. Но Финисту концепция личных границ дается крайне сложно. Ну какие, блять, границы могут быть у птицы? Да и в сказке-то у него никогда не интересовались, хочет он там чего-то или нет. Так почему он должен?..
Он понимает, что тогда с Вуди поступил неправильно. Он и тогда это знал. Но сейчас знает, что это вообще-то почти что преступление. Да и... Как отнесется Избушка, если все поймет? Страшно. Очень страшно. Ему совсем не хочется потерять друга.
Он чувствует жар, приливший к щекам, а боковым зрением улавливает движение. Его собственная голова делает резкий поворот.
"Блять, стена охуенная..."
Что угодно, лишь бы не встречаться глазами с Избушкой. Если тот сейчас его спросит напрямую, как обычно и делает, то Финисту нечего будет сказать, а потому, как только он слышит свое имя, то тут же совершает побег.
— А-а.. вот сейчас – самое время, - срывается он и спешно покидает место едва не случившейся катастрофы.
Может, конечно, Вуди его за чем-то другим позвал, но проверять это Финист точно не собирался.
***
Их шалость удается. И они даже успевают благополучно сбежать с места преступления, но кто-то их все же сдает. Финист знает - это не Вуди, тот теперь в курсе, что стукачество это плохо. Да и вообще не важно кто, все равно Наставники и сами бы догадались, что тут без его крыла не обошлось.
Наказание оказывается неприятно суровым - на две недели его отстраняют от занятий и садят под домашний арест, что значит, что даже еду ему приносят в комнату. Это обидно и несправедливо - разве он сделал что-то плохое? Мелкая забава и только... Ну и подумаешь, что подобных выкрутасов скопилось на небольшую папку. Он не виноват, что жизнь в Центре это скука нереальная.
Какое-то время он честно держится. Читает книжки, делает домашку (от которой его, естественно, никто не освободил), пытается рисовать. Но спустя пять дней изоляции и полного одиночества у него начинает сносить крышу. Сердобольные одноклассники периодически просовывают под дверь записки - некоторые из них с последними новостями из жизни Центра, но большинство с нарисованными хуями или витиеватыми ругательствами. Финист это, конечно, очень ценит, но этого ему нестерпимо мало.
И он решается на побег.
Когда в обед ему приносят еду, он использует способность и выскальзывает за дверь. С собой он прихватывает бутерброды с маслом и сыром, которые остались с завтрака. Они бережно завернуты в салфетки и целлофановый пакет - Финист знает, что Вуди не любит пропускать приемы пищи.
Спустя пять минут он уже караулит возле столовой, спрятавшись от чужих глаз в нише. Скоро ребята начнут стекаться к обеду, словно звери на водопой. И тогда-то он его и выловит.
Вынырнув из своего укрытия и ухватившись за когтистую лапу, он затягивает Вуди в нишу и громко шепчет в самое ухо:
- Через пять минут в мужском туалете у актового зала, - и исчезает.
Он ждёт его, сидя на широком подоконнике предусмотрительно открытого окна. Он знает, что сейчас никто сюда не заглянет - актовый зал находится в противоположном от столовой крыле, и во время обеда он никому не нужен и не интересен.
Финист встречает Избушку нежной улыбкой и тут же вытекает наружу.
– Не бойся, прыгай, тут невысоко, - зовёт он приятеля за собой.
Как только Вуди спускается, Финист снова хватает его за руку и быстро уводит вглубь территории, скрываясь за деревьями небольшого парка. Оказавшись в гуще зелени, он останавливается у большого дерева, оглядывается, убеждаясь, что никто за ними не последовал, берет в зубы пакет и лезет на него.
- Поднимайся, это просто.
Уже наверху, удобно расположившись на большой и крепкой ветке, он вручает Вуди пакет и тут же начинает щебетать:
– Ну наконец-то, я думал, что взорвусь, - жалуется он. - Это какое-то зверство запирать человека в комнате без телефона и права на общение. Я думал, что сойду с ума, разговаривал сам с собой... Ужас! - он кривится и поджимает губы, но уже через мгновение расплывается в широкой улыбке. - Скучал по мне? Я вот скучал, - тихий смешок. - Так, рассказывай, как тебе... Фильм, - лицо у него при этом становится шкодливым и любопытным, он явно имеет в виду не ту скучную историю, что им показывали, а то, что они поставили сами. - Забавно, да? И такое кино бывает...
Поделиться606.10.2025 05:53:30
Изба вбился в кресло, подтыкая себя укромным уголком в хаосе с ума посходивших сказок.
Один единственный здесь — ничего не понявший, и от того было совсем обидно.
— ..Что за чертовщина? — возмущённое лицо повернулось с переднего ряда.
— Царевич! — несказанно обрадовался Вуди, но даже не самомУ образцу нравственности и здравомыслия, а его идентичной реакции на происходящее.
И правда же, всё это, скорее всего — чертовщина. Сказки и люди ведь любят в неё окунаться. Хорошо, что Ваня тут оказался — сейчас он всё растолкует.
Щеки царевича залиты румянцем не то от злости, не то от сильного смущения. Он бьет ладонью по спинке кресла:
— Нужно прекратить это безобразие!..
Вуди согласно трясёт черепушкой, параллельно поглядывая на экран. Там, вот эти части тела теперь кажутся знакомыми, — «ну-ка, ну-ка, погодите», — всматривается, пытаясь расплести динамическую головоломку.
— Изба..?— Иван, всплеснув рукой перед лицом Избушки, резко отстраняется, — ты... ты что, смотришь?!
— Да,.. — подтвердил и тут же испугался — а вдруг нельзя, вдруг колдунство, поэтому и Ваня отвернулся, — а что это такое?
Спросил и тут же пожалел. Семью Царевича он вроде не обижал, злых слов не говорил, но выражение лица русского народного героя вызывало желание то ли защититься, то ли убежать подальше — такой эмоции Вуди не понимал.
— Изба... Повернись-ка к лесу передом, — «зачем?»
Иван, отмахнувшись, поднимается со своего места и перепрыгивает через кресло на следующий ряд, — без тебя справлюсь, — и на сим, торопится найти хулиганов, вздумавших потешаться над честным народом.
Единомышленник — и тот оставил без ответа, пренебрежительно махнув на молодую Сказку.
«Зазнайка? Заскоки? Выскочка,» — проворчали дребезжащие стены. Душу щемило отчуждением и неизвестностью — про сцену поцелуя и думать забыли — всё смешалось. Лишь виновник оставался один, никем не разбавленный и неделимый.
— Финист, — раздраженно зовёт сквозь зубы. Никто в этом шуме не услышит, Финист тоже не услышит, не придет, не объяснит — накуралесит и пойдет дальше, — идиот, — это он заставляет его испытывать все эти неприятные чувства. «Это он,» — запекается бурлящей печатью в сознании.
Неделя без Финиста — глоток свежего воздуха, словно птица отнимала его обыкновенным присутствием.
Можно было спокойно сидеть в комнате и знать, что без стука к тебе не зайдут. Можно было сидеть над учебниками и подолгу вдумываться в их замыслы, и никто не придет подсказать или поторопить тебя, чтоб быстрее освободить и утащить на очередную сомнительную вылазку.
Никто ничего не советует, если сам не просишь, не стрекочет над ухом, да и в целом — не докучает...
— Через пять минут в мужском туалете у актового зала.
Вуди удивлённо хмурится на удаляющегося одноклассника, высчитывая, сколько недель прошло — еще не две. Совершенно не две. «Сбежал? Делать нечего».
Сокол отвлекает его прямо перед обедом, создав дополнительный повод поворчать в мыслях о «радостях» скорой встречи.
Хотя, пяти минут вполне себе достаточно, чтоб съесть какое-нибудь блюдо, а Финист, если что, немного подождёт.
Дверь в мужской туалет приоткрывается:
— Не бойся, прыгай, тут невысоко, — и не успевает закрыться, как выдаётся новое указание.
— Финист, — с укоризной гудит быстрым сменам локаций, но всё же спускается, позволив себе стать ведомым на неизвестной тропинке.
У одноклассника что-то в пакете. На бегу тяжело разглядеть, что именно, но вероятно, что-то съедобное и этим поделятся. Угощения безотказно работали на заинтересованность, чем птица либо активно пользовалась, либо ей нравилось делиться — Изба не понимал, но это было и неважно.
— Поднимайся, это просто, — Вуди прослеживает маршрут пакета, практически сразу вскарабкиваясь сколопендрой за добычей, и устраивается рядом на ветке.
– Ну наконец-то, я думал, что взорвусь, — «зачем?» — шуршит едой, не особо вдаваясь в предмет разговора.
— Так, рассказывай, как тебе... Фильм?
Странно. Сначала сокола хочется ударить.
«Фильм? Ах да, фильм,» — из-за него-то всё и завертелось — разговоры, наставники, книги, мозгоправ. А Финиста там не было. Всё спуталось. В этой каше не осталось места конкретному, было только отдалённое: «Финист-дурак».
Изба поднимает лицо, становится серьёзным, вспоминая всё то, чем бы хотел его «обрадовать», даже еду отложил и произнёс:
— Дурак, — а буря внутри нагнеталась, стоило однокласснику щёлкнуть незримый переключатель.
Избушке не хватало слов. А те, что были — путались описать всё, что он хочет сказать и от того возмущение трескало только сильней.
— Так нельзя было делать, — но ответный взгляд Финиста предполагает насмешку. Тёплую, но почти покровительственную, обесценивающую любую попытку конфронтации. Вуди чувствует это. Для Птицы это всего лишь очередная шалость. Это ничего серьёзного, это Избушка просто не дорос понять очередную очевидную для всех вещь.
— Я узнал, — с толикой гордости и нетерпения делится, — всё об этом узнал и я точно скажу, что так нельзя было делать...
Оправдания-объяснения, это тоже уже всё неважно, когда дело сделано.
— ... не только я был не готов, ты нанёс ущерб людям... — вовлекая других, старается хоть как-то прибавить себе вес, но тщетно.
Не сидели бы они сейчас на высокой ветке, с которой страшно падать — точно подрались бы. Но даже драться нельзя, и потому Вуди отчаяно сосредоточился на слабеньком красноречии, впившись рукой в плечо Финиста, призывая к молчаливому вниманию:
— ...но я — артефакт, не человек. Не птица. Не размножающийся. Это — не моё тело, — голос задрожал — эта фраза далась нелегко в признании нежелательного отличия.
Но реакции одноклассника оставались неизменными — тошнотворное улыбчивое третирование, сплошное снисхождение.
— Не смешно, мне было плохо, — и толку с речей, толку с того, что учишься разговаривать, если твои кроткие, и без того аккуратные душевные порывы высмеиваются и не находят принятия.
Птица, вроде как даже начинает стараться — пытается сгладить углы и готова уточнить моменты, которые остались непонятными.
И это выглядит соблазнительным. Вуди бы на самом деле желал доверительного диалога и объяснений, и потому осторожно задает самый для себя логичный вопрос — на который еще никто не дал исчерпывающего ответа:
— Все как один сказали – сходи-потрахайся, потом поговорим. Так я не хочу. Смысл был Сказочнику оставлять нам яйца, если они не нужны?
Почему это смешно? Юноша обидчиво кривится. Это опять ничего серьёзного, это Избушка просто не дорос понять очередную очевидную для всех вещь.
— Заткнись, — возмущению не хватает одного слова. Оно тянется телом, уходит с плеча в руку и с силой толкает хохочащего одноклассника.
Физического ответа не ждут, но он следует — как-то наотмашь, больше в попытке сохранить собственное равновесие, но смахивая при этом брюнета.
Вуди чувствует мгновение, в котором одежда и когти шкрябают по коре, но почему-то ничего не видит.
Зрение возвращается чуть позже, растелив перед ним яркий и ровный, зелёный газон. Пах газон не зелёным, но землёй. Еще через секунду возвращается слух:
— Вуди! — в голосе слышится искреннее беспокойство.
— Да нахуй иди! — затем возвращается эго, убедившись, что с телом всё в порядке и без серьезных повреждений.
Встать, конечно, тяжело, но без криминала, упал и упал — больше обидно. Смертельно обидно.
Финист быстро спрыгивает рядом, позволяя себе неосторожность схватиться за плечи.
— Отъебись, — и его грубо отпихивают, — что ты постоянно лезешь, я не просил тебя, никто тебя не просил, — рычит и прикидывает, куда будет лучше ударить при повторной попытке вторжения.
— Какого хуя, Вуди! — но сокол выбирает дипломатию.
Отредактировано Woodward (06.10.2025 06:15:36)
Поделиться720.10.2025 15:57:15
В молодой листве пела весна, пронизанный солнцем воздух щекотал кончик носа майскими ароматами, кружились жуки и трудяги-пчелы — жизнь распускалась как нежный цветок и обещала гармонию и безмятежность.
Вуди явно увлечен едой больше, чем трогательным воссоединением спустя бесконечность часов и минут, но это и ожидаемо. Финист давно понял — путь к сердцу пернатого собрата лежит через его желудок, но он не то чтобы этим пользуется, скорее просто учитывает. Все же нехорошо оставлять птенчика без обеда.
Он уверен — Вуди уже так или иначе просвещен в отношении того, что увидел. И наверняка сильно впечатлен, а может даже потрясен, но все же он не ожидает услышать обиду в голосе приятеля.
— Дурак.
Финист видит некоторое смятение на лице одноклассника, но ему кажется, что тот просто смущен.
— Так нельзя было делать, — ну конечно, этого следовало ожидать от всегда стремящегося следовать правилам друга. Но у Сокола это вызывает лишь умиление — все-таки Вуди все еще такой наивный.
Сам он не считает свой поступок чем-то из ряда вон выходящим, это же просто шутка, маленький розыгрыш, он никому не мог навредить этим. Конечно так можно делать и нужно — жизнь по правилам лишена драйва, Вуди однажды это обязательно поймет. На лице расцветает ласковая улыбка, а взгляд смеется.
— Я узнал, всё об этом узнал и я точно скажу, что так нельзя было делать... не только я был не готов, ты нанёс ущерб людям... — ох, Вуди, милый-милый Вуди, ну что ты такое говоришь. Ну какой ущерб? Это же было очень весело.
Он хочет на это ответить, но когтистая лапа впивается в его плечо и он наконец понимает — Избушке надо выговориться и сейчас лучше его не перебивать.
— ...но я — артефакт, не человек. Не птица. Не размножающийся. Это — не моё тело, — Финист не совсем понимает, но видит, что друга это мучает. Ему хочется поддержать, и он старается изобразить мягкое внимание, чтобы Вуди было проще довериться ему.
— Не смешно, мне было плохо, — но друг очевидно воспринимает его улыбку как насмешку.
Сокол понимает — для Вуди это важно, его чувства настоящие и он нуждается в том чтобы их выплеснуть. Финист старается — делает лицо серьезным и, наконец, говорит:
— Прости, я вовсе не смеюсь. Я... Я не думал, что тебя это так... взволнует... Давай поговорим, я обещаю не смеяться, — и он действительно намерен выслушать и помочь разобраться в том, в чем Вуди запутался. И пусть для него самого это все очень просто, но он друга не бросит — это его старшебратский долг.
Но все его честные намерения быть сдержанным и серьезным испаряются со следующими словами одноклассника.
— Все как один сказали – сходи-потрахайся, потом поговорим. Так я не хочу. Смысл был Сказочнику оставлять нам яйца, если они не нужны?
Мимо пролетел большой усатый жук, где-то вдалеке защебетали воробьи, ветер кинул прядь волос ему в лицо, а смысл фразы дошел с небольшим опозданием. Но когда дошел...
... Финиста разъебало.
Звонкий заливистый смех разрывает их уютное пространство. Сокол просто не способен его сдержать — ему даже на секунду кажется, что Избушка намеренно так пошутил, но по выражению лица понимает — тот как никогда серьезен. Только вот остановить приступ неуемного ржача не так уж просто — и хохот льется даже сквозь прижатую ко рту ладошку.
— Заткнись.
Дальше Финист не сразу понимает, что произошло. А когда понимает - Избушка уже лежит на земле.
— Блять! Пиздец! Вуди! — он испуганно выглядывает с ветки. Как же такое могло случиться? Мысли хаотично мечутся, и все они обращены к Богу.
— Да нахуй иди! — живой и на том хорошо. Ругается — может, совсем повезло и голову не повредил.
Он слетает со своего насеста и тут же хватается за Избушку для осмотра. От волнения руки слегка трясутся, но на первый взгляд с другом все в порядке. Однако беспокойство его не покидает.
"Надо в медпункт"
Он хочет спросить, сильно ли тот ударился, но не успевает.
— Отъебись. Что ты постоянно лезешь, я не просил тебя, никто тебя не просил, — одноклассник толкает его, а в голосе столько негативных чувств, что это сперва сбивает с толку.
— Какого хуя, Вуди! — уточняет Сокол.
А потом на него лавиной обрушивается смысл сказанного.
"Так вон оно как..."
Растерянность, гнев и обида темной пеленой застилают сознание. От переизбытка чувств его начинает трясти. Как Вуди так может? За что он так с ним? Ведь Финист старается, ведь Финист столько для него делает, ведь он постоянно рядом чтобы помочь и поддержать, а он...
— Знаешь что? Да пошел ты на хуй! Я с тобой блять ношусь как курица с яйцом, помогаю тебе во всем, за брата тебя считаю! А ты!.. — от сильных эмоций все слова вылетают из головы.
Ему кажется, что у него выбили почву из-под ног, что его предали... И кто? Единственный человек, к которому он действительно серьезно относится. Это несправедливо... Ведь он так о нем заботится, думает о нем постоянно, а тому это оказывается и вовсе не нужно.
"Я тебя не просил" — проносится эхом.
— А че ты раньше не сказал, а? Нахуй ты из меня дебила делаешь? Я к тебе с добрыми намерениями, я к тебе с пониманием, а ты вот оно че! — глаза щиплет, но гнев не дает слезам потечь. Только не сейчас, только не при нем.
Ему хочется убежать. Но еще сильнее ему хочется сделать Вуди так же больно, как тот сделал ему. И он ничего не придумывает лучше, чем толкнуть того в грудь. Но Избушка крупнее его и выше — его толчок едва ли заставляет приятеля пошатнуться. Финист смотрит, как на лице, обычно максимально нейтральном, расцветает улыбка снисходительности, и даже отшатывается от такой наглости.
— Блять, лучше не лезь, — с насмешкой кидает ему прямо в лицо бывший друг, а теперь вражина номер один.
"Да где это видано, чтобы курица на сокола так смотрела?!"
Финист замахивается кулаком, целясь в лицо, но Вуди его перехватывает и заламывает руку. Сокол дергается, пытаясь выйти из захвата, что получается совсем не сразу. Рот его перекошен, от ярости он рычит и дергается. В какой-то момент у него получается подцепить своей ногой куриную лапу, и от неожиданности тот его отпускает. Улучив момент, Финист резко и всей своей массой кидается на парня, сбивая его с ног. Торжествующий радостный крик, но тут же их положение меняется и Вуди подминает его под себя. Финист барахтается и бьет кулаком в бок, вместе с тем обхватив соперника ногами. Он рвется и мечется, но выбраться из-под придавившего его тела все не может.
— Слезь с меня, сука тупорылая!
Каким-то образом у него получается вывернуться, но спустя мгновение он снова придавлен к земле.
— Тебе пизда, — говорит Избушка и с легкой руки прописывает Соколу в челюсть.
В глазах темнеет, тело расслабляется, ярость потухает — короткая битва проиграна. Когда перед глазами перестает все плыть и он приходит в себя, то говорит вдруг спокойно и тихо, только голос немного дрожит:
— Я понял тебя, Вудроу, я тебя больше не побеспокою, слезь, — в глазах уже скапливаются предательские слезы.
Губа пульсирует, он чувствует вкус крови, в голове — тяжелый гул. Обида и унижение рвут его на части. Он чувствует себя опустошенным и преданным: тот, кому он доверился, тот, кого он считал другом, — его отверг.
Поднявшись, он, не отряхиваясь и ничего больше не говоря, уходит вглубь парка — сейчас ему нужно побыть одному и как-то справиться со всей этой болью.
Отредактировано Finist (20.10.2025 16:17:19)
Поделиться831.10.2025 21:41:09
ЦА 2014 год
Дверь в комнату закрыта на защелку.
За ней вдруг прекращаются всякие звуки, изумляя жильца. Не отводя пальцы далеко от ушей, он озирается по комнате, словно остерегаясь, что предметы запляшут вне его поля зрения.
Шумоподавление в наушниках не было каким-то магическим явлением, но его за него, притворчески, принимали и любопытствовали: то рот открывали и прислушивались, то глаза закрывали, пристраиваясь к блаженной тишине.
На подключенный телефон пришло уведомление, щадяще щелкнув по ушным раковинам.
Писал Финист:
«Пошли, почирикаем?»
Лицо трогает смешливая улыбка. Хочется ли сейчас «чирикать»?
Когти застучали по дисплею:
«Давай через минут двадцать? Я сейчас немного занят.»
«Ок, подлетай на дерево»
И парочка взаимных больших пальцев на двух последних сообщениях.
А еще выше — очередной музыкальный трек, который Избушка вроде бы забыл прослушать:
«Витя Матанга – Чё то типа жизнь проходит мимо» — как раз наушники опробует на деле.
Вуди подпирает кулаком подбородок, запуская песню.
«Там» — неуклюжие биты наполнялись сырыми рифмами и дешёвой философией и не совсем понятно — качество наушников не дотягивало до чистоты звука или качество того сарая, где этот трек записывали. А ведь это не гранж.
Это был плохой трек, чтоб оценить качество нового приобретения. Благо, его интересовало не только оно.
Он слушал, как этими словами где-то дышит давно сменившая его эпоха, считывал культурный код, сопереживая тоске исполнителя – у Сказки еще совсем плохо были настроены фильтры. Важно было пробовать, чтоб понять.
Даже через эти волшебные беруши, Избу умудряется ударить реальностью уязвимого мира — в дверь постучали.
Глаза нехотя мазнули по паре темных пятен в нижнем зазоре. Сейчас не время занятий или осмотров — сейчас личное, поэтому Вуди игнорирует стук.
А стук и не настаивает, нет. Он повторяется методично, с одинаковой, ровной интонацией, с одинаковыми интервалами — каждые тридцать секунд — это успели проверить, теперь с некоторым интересом наблюдая за неподвижно стоящей тенью за дверью.
Пауза.
Три стука.
Пауза.
Три стука.
И так по кругу.
Долго.
Пульс начинает подбирать ритм к отбиванию, дыхание отмеряет интервалы.
Человек по ту сторону отличается схожей терпеливостью... Хотя, человек ли?
Изба встаёт, решив таки проверить свои аналитические способности.
Он многих различал еще за порогом, и как правило, у каждого посетителя была своя манера появлений. Это не наставники, не знакомые, и уж точно не соколиный Джек Николсон — Финист таким терпением не отличился бы даже ради шутки.
Дверь открывается, выскрипев из себя претензию — но её вряд ли поймут.
Избушка догадывался и даже обрадовался — как же точно и чётко он смог угадать. А теперь и совсем убедился, увидев в глазах эту зеркально знакомую потерянность, граничащую то ли с безразличием, то ли со слабоумием.
Её одежда — не сидела. Её рот был слегка приоткрыт, видимо, на случай, если она случайно забудет, как дышать через нос. Шевелюра солиста «Нирваны» намекала на то, что на эти волосы, выходя из ванной, сразу забивают хуй — Изба такой же был.
«Фу,» — как в прошлое глянул.
— Чего тебе? — и если фигура напротив из его «племени», она уж точно примет отсутствие ненужных им формальностей.
— Мне сказали, здесь находится такой же артефакт — может быть полезным. Можем дружить? Я..
Её оборвали:
— Нет, — и захлопнули дверь.
Резкость была равноценна грубости. Но на деле, он просто не был готов, немного испугался, смутился неприятной схожести и тут же проникся состраданием, будто это он стоял за дверью.
Дверь открывается еще раз. Как и подразумевалось — она даже отвернуться не успела.
— Возможно, моя реакция нанесла ущерб, извини. Я всегда очень занят, не терплю вмешательства. У меня нет желания помогать. Нам пока не о чем разговаривать. Уходи и приходи, когда освоишься. Хорошо понимаешь? — на всякий случай уточнил.
— Общую суть.
Девочке одобрительно кивнули:
— Не надо пока узнавать имена, это всегда ловушки связей. Мы можем познакомиться позже, — и дверь снова закрывается.
Странная встреча. Неприятный холодок. Самое время отвлечься на свою привычную социальность.
Прихватив с собой телефон и пачку сигарет, Вуди покинул свою обитель. Девочка продолжала стоять, очевидно утратив интерес к двери и жильцу. Он бочком огибает её, словно боясь лишний раз побеспокоить — «и правда такая же» — и выходит на улицу.
Идти ему сегодня лень и он сразу пересаживается в избушку, начиная путь к «их» дереву.
На ветку тоже не было нужды взбираться самому, и, открыв самодельный чердак, он оказывается почти лицом к лицу с одноклассником.
Избушка может поклясться, что года два назад, помнит сокола гораздо большего размера — странности восприятия.
Сейчас же, перед ним хрупкий кенар, хлопающий необременёнными глазами.
Таким он виделся уже давно. И иной раз, наблюдая, как очередное однополое тело подпирает им стены, Изба бывало терялся — «въебать ему там хотят или выебать» — замахиваться-спасать или пройти мимо. Обычно — мимо.
— Финист, — здоровается, широко подтягиваясь и переступая с избы на ветку.
Сокол тоже добрый, даже задорный какой-то, лучезарно интересуется делами друга, оценкой музыки, которую он скидывал — неудивительно. Хотя понятно, что сейчас это для галочки — ему самому нетерпится чем-то поделиться.
— «Кровосток» мне нравился больше, — оставил скомканный отзыв, параллельно вытягиваясь на прибитых к веткам дощечкам — дела – ничего стоящего внимания. Ты как? Чего звал?
И тоже заулыбался, предвкушая, как минимум, забавную историю.
— Помнишь, я тебе говорил, что наш математик... Ну... Странно на меня смотрит?
Взгляд Избы на мгновение уходит в сторону – не первый рассказ Финиста начинался именно так, меняясь лишь именами.
«Так...»
— Допустим.
— Так вот, мне не показалось... Мы с ним потрахались, — резко подытоживает Финист, хотя и кровь к его щекам начинала приливать немного раньше.
Собеседник сначала лишь поощрительно кивает, немного выпячивая нижнюю губу в попытке сдержать смешок.
Казалось бы – потрахался – и слава богу, молодец. Что орать-то?
— Ну и... Знаешь, мне понравилось... Даже больше чем с девушками.
— Фи-инист, воображение же живое. Нашёл конечно, с кем очко делить, — всё-таки добродушно высмехается.
— Ладно, может хоть тебе голову ебать перестанет, — сокол вдруг задумчивым кажется.
— Прости, ты же знаешь, я не лучший собеседник на эти темы, так что можешь даже не продолжать.
Приоритеты одноклассников никогда не были одинаковыми. Избушка для себя давно понял, что дела первой важности – это социализация, знания-информация и как ни удивительно – адаптация. Всё остальное, вроде перспективы дрочить себе другими людьми – выглядело как-то ресурсозатратно и в ближайшие планы не вписывалось. Хотя многим другим здесь было важно кому-то куда-то присунуть или присунуться как можно скорее – их дело.
— Но всё нормально? Лицо у тебя странное сделалось. — заглядывает в задумчивые птичьи очи, доставая пачку сигарет. И если одноклассник и хотел ответить, то тут же забыл об этом:
— Ты когда курить начал?
— Недели три назад.
— А чо не сказал?
— А чо тебе всё знать надо? — звенящий, распевный укор был совсем безобиден на слух. Финист немного поворчал в ответ, но тут же сдобрился, ещё до очевидного вопроса, покачивая нетерпеливой ладонью в направлении пачки:
— И как тебе?
— Нельзя жалеть, но жалею, что раньше не начал.
Наверное, сейчас происходит самый первый раз, когда Вуди и сам смог поделиться чем-то новым с приятелем. Он ловит себя на этой мысли, отчего передача обыкновенной табачной палочки, становится едва не сокровенным событием, которое обязательно сохранят в памяти.
Настанет час и они совсем поравняются.
—...а еще меня выпустят совсем скоро, — раскат грома среди ясного неба – опять Финист всё испортил.
Мало того, что моментом насладиться не дал, так ещё полностью перечеркнул его, напрочь из колеи выбив:
— Тебя?! — досаду, даже если и захотели бы скрыть – не смогли. Зато за ней укрылась та самая кроха глубокого завистливого презрения — иррационального и озлобленного.
— А, ну,.. Здорово, это же наверняка значит, что и меня скоро выпустят, мы же так стараемся, — «я – стараюсь,» — ты это заслужил.
Сказанное тоже было правдой и несогласные мысли завыли от несправедливости не быть высказанными вслед.
Изба потерялся — как здорово, что в этот момент всю тревогу можно списать на яркий приступ сентиментальности.
Именно сейчас показалось, что невысказано очень много, что очень много времени потеряно – на что? Одноклассники и раньше покидали стены ЦА и их провожали с тихой, и не по годам взрослой смиренностью, а тут на тебе:
— Я, кажется, скучать буду, — проговорил он, подбирая более светлые слова к странному щемящему чувству.
Поделиться928.11.2025 23:44:49
И снова сотнями ароматов заиграла весна. Уже распустились почки, отпустив на свободу молодую зелень, пригревшуюся в солнечных лучах. Распустились и цветы, разбуженные жужжанием пчел. Зацвел Финист и его сексуальность.
Этот год не прошел даром для юного натуралиста, с педантичной скрупулезностью увлеченного геолога, познающего недра собственного либидо. В этом мире было много удивительного и непостижимого, но удивительнее всего была безграничная свобода в том, чтобы без всякого осуждения (или не приведи Господь, ответственности) выбирать себе партнеров любого пола и в любой момент по желанию менять их. Никто не придет со скандалом и не потребует жениться, никто не будет тыкать пальцем и обвинять в беспутстве — всем все равно, и даже если нет, то ни общество, ни законы, ни внутренние порядки это практически никак не регулировали.
Но самым главным открытием для Финиста оказался простой и незатейливый мир мужской любви. Та легкость, с которой многие другие представители мужского пола соблазнялись на его милое лицо и по-женски хрупкое тело, не могла не подкупить нетерпеливую птицу. И еще больше подкупала та легкость, с которой парни переживали новости о разрыве — никаких слез, никаких причитаний, никаких уговоров и всего того прочего, что Сокол не мог терпеть. Брать и давать — ничего лишнего.
Но зато были грубые руки, что вминались в кожу, и скользили, и хватали, и стягивали. Были жадные рты, что стремились выпить, осушить до дна. И с мужчинами случалась такая одержимая страсть, которая казалась просто невозможной с женщиной — он чувствовал, видел чужое желание и от этого только уже воспарял.
И весь год он неустанно зажимался с кем придется по углам и чуланам, на подоконниках и партах, у стенок, в кабинках туалетов, на полу... Но все это не заходило дальше определенной черты — фроттаж, петтинг, дрочка, что угодно еще, но он так и не смог позволить взять себя подобно женщине, ведь это казалось болезненным и пугающим.
До определенного момента.
С математикой у него всегда было все очень плохо — все эти цифры, знаки, буквы, собирающиеся в хитросплетения формул... От них кружилась голова, они водили хороводы в мыслях, но никак не поддавались ни пониманию, ни запоминанию. И ему вовсе до этого не было бы дела, если бы математика не стояла между ним и свободой от этих затхлых, практически тюремных стен.
«Ты не выпустишься, пока не сдашь математику хотя бы на минимальный балл. И не смотри так на меня, это обязательная программа», — впинывал ему директор центра, подписывая документ о дополнительных занятиях с мужчиной, от взгляда которого у Финиста случались мурашки. И его внимание отчего-то не казалось юноше приятным — в нем было что-то темное, грязное и липкое, такое, чего ему не хотелось.
Так в итоге и случился его первый секс с мужчиной — в закрытой классной комнате с зашторенными окнами. И это вызвало огромную бурю чувств, в которых он сам все никак не мог разобраться. И, несмотря на всю его «контактность», попросить помочь с этим он мог только одного человека.
«Пошли, почирикаем?» — отправив сообщение и получив ответ на него, Финист в ожидании стал думать, как объяснить Вуди все свои переживания.
И вроде бы все было нормально — оказалось, это не так больно, как он себе представлял, и даже приятно, но в том, как это все случилось и с кем, была какая-то досаждающая неправильность. Тема была деликатной, и ему следовало хорошо подобрать слова, чтобы донести смысл до пернатого друга, которому секс был вообще не интересен.
«Надо как-то плавно подвести...»
Но все мысли, конечно же, разбежались, как рассыпанный на пол горох, стоило Избушке оказаться рядом. Веселое щебетание понеслось над деревьями, и эта болтовня обо всем и ни о чем заняла то пространство, что Финист готовил для серьезного разговора.
— Так вот, мне не показалось... Мы с ним потрахались, — это было совсем не то, что он изначально хотел сказать, но получилось вот так.
«Бля».
Щеки алели, а реакция Вуди была именно такой, какую и следовало ожидать, выдавая что-то подобное.
— Ну и... Знаешь, мне понравилось... Даже больше, чем с девушками, — сдаваться было рано, и Финист, несмотря на смущение, продолжил свою попытку к «разговору по душам», подбираясь к сути проблемы постепенно.
Однако...
— Фи-инист, воображение же живое. Нашёл, конечно, с кем очко делить.
Тело напрягается и отчего-то хочется защититься, хотя Вуди и не нападает.
«Но я... Не хотел» — слова остаются несказанными, это ведь не совсем правда, отчасти может и хотел...
— Ладно, может, хоть тебе голову ебать перестанет.
«Не уверен...»
— Прости, ты же знаешь, я не лучший собеседник на эти темы, так что можешь даже не продолжать.
Финист понимает, и он бы вовсе не начал этот разговор, но ему совсем больше не с кем поделиться этими переживаниями. Но как же все-таки сказать... Сокол перебирает слова и предложения, пытаясь найти суть проблемы, чтобы не озадачивать друга подробностями, но вдруг видит то, чего, по его мнению, быть не должно.
«Это что такое?!»
Финисту не нравился сигаретный дым и его вездесущий запах, он избегал курильщиков по возможности и всегда отказывался, когда предлагали, но сейчас... Сейчас его Вуди, его милый-милый птенчик Вуди начал курить?!
Хотя, конечно, какой он теперь птенчик — от болезненно отстраненного юноши с часто разинутым клювом не осталось, кажется, даже воспоминаний, теперь перед ним сидел уверенный, самобытный и обаятельный молодой мужчина, который и словом, и делом не уступал тем, кто пришел в этот мир уже со всеми необходимыми человеческими знаниями и навыками. Казалось, что он стал крупнее за эти два года, а живая мимика добавила и так симпатичному лицу щедрую порцию харизмы.
«И сигарета ему чертовски идет».
Финист взял маленькую палочку в руки и повертел. Он не особо хочет пробовать, но... Но и отставать от Вуди ему тоже не хочется — это так странно, сейчас они на равных, и это на самом деле сложно принять, ведь еще совсем недавно Вуди во многом зависел от его общества и его знаний, а теперь...
— А еще меня выпустят совсем скоро, — он не хотел говорить вот так, но мысль, что он больше не нужен Вуди, уязвила его настолько, что он использовал этот козырь, хотя изначально собирался сообщить куда мягче.
Реакция Избушки оказалась гораздо ярче, чем он себе представлял. Стало на секунду как-то неловко и даже стыдно за себя — и правда, почему его отпускают, хотя Вуди вот и в английском лучше, и в той же математике...
— Ну... Наверное, я им своими выходками надоел, — попытка перевести неловкость в шутку. — Ну, типа, меня не выпускают, а исключают, — звонкий смешок. — Конечно! Я думаю, пройдет совсем немного времени, и мы встретимся уже за пределами этих ебучих стен, — рука тянется, чтобы лечь на плечо друга. — И я... Я тоже буду скучать.
Финист смотрит в лицо Вуди, и нежность растекается в груди: ему самому легко заводить знакомства, но очень сложно их удержать, и Вуди стал его первым другом в этом большом и непонятном мире, человеком, связь с которым обрывать совсем не хочется. Должно быть, от переизбытка чувств и легкой грусти от неминуемого расставания Финист поддается импульсу — обнимает, плотно прижавшись, замирает на несколько секунд и отстраняется.
— Ну, мы же ненадолго расстаемся, я буду приходить, и мы можем переписываться или созваниваться... А там и оглянуться не успеешь — уже выпустят, — Сокол игриво толкает друга плечом. — Давай, показывай лучше, че там как... Надо поджечь и втянуть... Так?
Скоро все изменится, и, может, они уже не смогут так беззаботно рассиживаться на деревьях, болтать ни о чем и учить друг друга плохому, но это будет когда-нибудь потом, а сейчас Финист очень хочет насладиться обществом своего «младшего братишки» и позволить ему научить себя курить.
Поделиться1001.12.2025 17:23:14
Фейбл-таун 2017год
Окно в съёмной квартире настежь открыто. С улицы слышен шум разъезжающихся по домашним парковкам машин, но он его только убаюкивает.
Вуди любит ночную прохладу и спит едва укрывшись одеялом – оно, скорее, лежит рядом с ним в обнимку.
Плечи девушки в объятиях, и без того узкие и худые, совсем сжимаются от напряжения, углубляя рельефы тёплой ключицы. Её любят касаться. Её вообще любят, посвящая драгоценные часы еще со времён ЦА.
В её шею можно было шептать неловкие смешливые вопросы, и тут же в ней и укрываться от видимого смущения своей неопытности.
Они умели друг друга слышать и дарили улыбки, которые видела только их человеческая кожа.
— ...поцелуй меня?
Она знает, что он не любит, но каждый раз просит именно об этом, капризничая о недосказанности в их близости.
Вуди не объяснял. Сначала и себе не мог объяснить.
Он старался сгладить углы — ему вообще-то тоже нравилось целоваться – просто, не так.
— Может, мой язык похож на слизняка, поэтому тебе странно?
— Ага, сопливого слизняка, — выражение его лица делается брезгливым, но он тут же лезет своим за её ушко, шёпотливо защекотав.
Она смеётся — «вы великолепны».
— Все человеческие языки похожи на слизняков, — Изба не простит, если она будет считать себя виноватой в чужом заскоке.
— Так мой ведь не совсем человеческий?.. Значит, возможно, когда-нибудь я перейду в ранг особенных?
И очень здорово бы было — Вуди согласен — она и так самая особенная и он и правда хотел бы показать ей это. Да он жениться на ней прямо сейчас готов и на всю их вечную жизнь остаться с первой своей и единственной любовью.
И как же глупо, что их идиллию нарушает всего-ничего — соринка между их языков любви, вечно раздражающая и натирающая нутро.
Избе важно сохранить Их, так важно доказать — ради НЕЁ он сможет, ведь он её так любит и хочет.
Она улавливает его задумчивый, но решительный взгляд и немного теряется — тем проще. Проще завоёвывать уязвимое.
Ладонь юноши уходит под шею, вплетаясь в растрёпанные локоны.
— Иди сюда, — но не притягивает — придерживает, не давая сделать неочевидных движений и сбить его хрупкий настрой.
«Мокро»
Чертова зубная эмаль — эта костная ткань случайно обтирается друг об друга, спиливаясь в микрочастицы, разбрасывая их по склизкой ротовой полости, заставляя фокусировать на себе внимание.
Но нет-нет, это кажется только Избе. На самом деле — стоит расслабиться, ей же так нравится, она выдыхает, обнимает крепче, вибрирует своими женскими звуками, отзывающимися в его дребезжащем затылке и просовывает язык навстречу.
У Вуди даже лапы поджимаются в попытке превозмочь себя и не отстраниться.
«Не надо,» — жмурится, не сдерживая короткий скулёж, но не останавливаясь. Будто существовал некий таймер, и скоро это должно закончиться — надо только еще немного продержаться.
Он пытается вдохнуть, но, кажется, её язык полностью заполнил всё пространство до глотки.
Ладонь отпускает затылок, чтоб вытащить руку и отпрянуть, но вместо привычного каре, её волосы продолжают волниться, обвиваясь вокруг кисти.
— Что за?.. — волосы же так быстро не растут, — ..Мать твою!
Он пытается вскочить, но утопает в одеяле, как в болоте, не находя точек опоры. Блаженное лицо напротив, выражает искренне недоумение его реакцией, хотя все остальные действия направлены именно на причинение ущерба — его волосы продолжали обвивать тело, не давая сопротивляться, а лицо продолжало тянуться обратно, будто хотело врасти.
— ...я подумал, что вдруг, это и тебе поможет... — поёт расплавленный по пространству голос за пидорским поступком.
— ФИНИСТ СТОЙ,— он кричит истерично, и сон не в силах сковать отчаянных трепыханий к освобождению.
Сокол не терпит долгого сопротивления и тянется если не сдерживаемой в когтистой руке шеей, то сюрреалистично длинным языком, с которого взяким ручьём стекала слюна, размазываясь по лицу одноклассника:
— Боже, хва!.. — зря он рот открыл.
Вуди хотелось размажжить его лицо — безобразно размазать по кровати — только бы дотянуться, замесить как тесто — кистями, локтями, втыкая пальцы в мягкие ткани двуличных глаз... Но он даже пошевелиться не может, ни вдохнуть, ни крикнуть теперь, задыхаясь собственной желчью и морща переносицу — как «угрожающе».
А они читали, свободно читали друг друга по ясным глазам.
Финист его уже ни за что не отпустит.
Конвульсия.
«..ПОЖАЛУЙСТА?!» — он сдаётся, он слабее, он признает — просто пусть это прекратится.
Конвульсия.
«Я ЖЕ УМИРАЮ,» — но даже через смерть, ему придётся тащить это за собой.
Конвульсия.
«Я что угодно сделаю, пусти же,» — Финиста и так всё устраивает. Это как раз то, что ему нужно.
Конвульсия.
Внутренний предсмертный крик перерастает в затяжной и первородный, вырываясь оголенным нервом наружу прохладного городка — Фейбл-тауна.
...
— Пиздец, — кажется, это третий или четвёртый сон за всё время.
Не заслуживающий внимания.
Вуди давно всё помнил, давно для себя решил, что некоторые вещи стоит просто принять и идти дальше.
Он болезненно повернул голову к небольшому одеяльному бугру, которым перед сном чудилась она и крепко сжал его, сбрасывая напряжение.
Он не понимал, почему они продолжали его преследовать спустя года.
Он бы хотел сам выбирать, о чём и о ком переживать.
Понимал, что всё могло бы сложиться иначе — он мог бы чувствовать иначе, не приди одноклассник тогда в его комнату.
И если бы не тот случай, то поцелуи — это маленькое таинство интимной близости — не ощущались бы, как ковыряющая рот заточка.
На этом тонком, металлическом послевкусии, всё ещё струившемся из сна, он потянулся к телефону:
«Так больше не должно продолжаться», — и, следуя за гулким шёпотом, фонящим в нём всю жизнь, открыл диалоговое окно с Финистом.
Lord Huron, Allison Ponthier - I Lied













































