Мора просыпается медленно, словно всплывает из тёмной воды. Первое, что она замечает — это запах. Не её запах. Не болотная сырость и прелые листья, а что-то... мужское. Терпкое. Незнакомое. Ле-ший. Она лежит неподвижно, прислушиваясь к ритму чужого дыхания рядом, к скрипу кровати под непривычным весом. Чёрные спутанные волосы рассыпаны по подушке. Угловатое лицо, которое через секунду забудешь, если не присмотришься. Настоящая. Без масок, без чужих форм — просто она. Кикимора, которая умеет быть кем угодно, кроме себя. И вдруг она резко расходится хохотом, звонким и высоким, пялится в потолок и хохочет до слёз.

✖✖✖
Розыгрыш билета в "Прошмандовках Фейблтауна" был не случайностью. Мора знала, кто его организовывал, знала, кто будет ждать у входа. Информация — это её работа, её дыхание, её суть. Она изучала его три дня. Как он двигается, как улыбается, как держит руку на барной стойке. Высокий, широкоплечий, с уверенной улыбкой и взглядом, который умел говорить больше слов. Концентрация, чтобы не дать форме расплыться. Потому что Леший... Леший заслуживал хорошего пранка на первое апреля.

У входа в концертный зал она стояла, прислонившись к стене, и курила. Сигареты не были её привычкой, но мужчина, чей облик она носила, должен был курить. Леший появился именно тогда, когда должен был — на полчаса позже назначенного времени, в потёртой куртке и джинсах, которые явно видели лучшие дни. Она видела, как он оценивает её (его) взглядом, и знала, что маска работает. Широкие плечи, уверенная стойка, взгляд, который умел держать паузу. Идеальный мужчина для вечера, который не должен был ни к чему обязывать.

Когда прозвучала песня про дупло, Мора едва сдержала смешок. Леший возмутился так искренно, что она на секунду забыла, что играет роль. Ей стоило всего на свете, чтобы не разойтись диким хохотом прямо сейчас, хотя Волк едва ли нравился ей больше. Как и музыка КШаС, но что не сделаешь ради лучшего друга?

— Художественное преувеличение, — ответила Мора, наклоняясь к его уху. — Или мечта.

Мора запомнила, как румянец поднимался от шеи к скулам, как он нервно облизнул губы. Концерт действительно был отстойным. Солист орал в микрофон что-то невнятное, толпа давила, воздух становился всё более спёртым. Но Леший рядом с ней расслабился, начал шутить, рассказывать что-то о своей работе. Мора слушала, запоминала, анализировала каждое слово, плавно вела его дальше в глубины неловких ситуаций.

— Да, ну нахер. Погнали, хочу виски.

Его рука была горячей даже через ткань рубашки. Мора почувствовала, как концентрация даёт первую трещину. Слишком близко. Слишком... настояще. Мора кивнула. Знала, что это неправильно. Знала, что рано или поздно маска спадёт. Но... любопытство было сильнее осторожности. По дороге к его квартире он рассказывал о городе, о местах, которые стоит посетить. Держал её за руку, останавливался, чтобы показать что-то интересное. Мора слушала, запоминала, чувствовала, как с каждым шагом всё труднее удерживать чужую форму. Где-то глубоко внутри ей даже стало немного жалко, но Кикимора не прекращала.

✖✖✖

Сейчас она чувствует на себе его взгляд — удивлённый, растерянный, но не испуганный. Он рассматривает кольцо на пальце, которое появилось неизвестно откуда. Простенькое, неприметное. Как и всё остальное в её жизни.

— Доброе утро, — произносит она своим настоящим голосом. Не мужским, не женским — просто... её. — Спал хорошо?Ой да...

Она не спешит объясняться. Не спешит извиняться. Просто лежит, изучает его лицо, ждёт. Потому что реакция — это всё, ради чего она это всё затевала.

— Кольцо... не моё, — добавляет почти небрежно, хотя в голосе звучит еле заметная усмешка. — Но и не твоё. Просто... появилось. Бывает. Не боись, Лёшка.
Она поворачивается на бок, подпирая голову рукой. Волосы падают на лицо, скрывая выражение глаз. Да, впрочем, он её так и так не запомнит.

— Прикольно, правда? С первым апреля, радость моя.

Отредактировано Kikimora (10.07.2025 00:15:22)

Подушка летит в неё, как пушечное ядро, но Мора не меняет даже выражения лица — ловит её на лету, одним движением, улыбка становится вдвое шире. Всё по плану. Теперь у Лешего так сильно трясёт руки, что он едва удерживает простыню, которой пытался укрыться и спрятаться от реальности. Смех Моры долбит по ушам, он звонкий, нестерпимый, как звон старых колоколов, смешанный с искрами мартини. Женаты, женаты! Она аж до слёз довела бедолагу — слёз у Лешего, конечно, не видно, но внутренний крик отчаяния так отчётливо отражается на лице, что Мора любуется этим, как портретом. План сработал даже лучше, чем ожидалось: Леший не просто в растерянности, он в самом настоящем ужасе от мысли, что мог жениться в пьяном угаре, не помня ни минуту свадебной церемонии.

Смешно, что он не понимает, как его развели. Всё было так просто: старичок с "документами" — её давний знакомый, актёр-любитель, у которого нет ни одной официальной работы, зато море талантов и бесконечные связи в подпольных театрах города. За небольшую плату он готов сыграть кого угодно: нотариуса, судью, даже распорядителя похорон. На этот раз — регистратор брака, с декорациями и костюмом. Мора сама нарисовала ему седые усы и надела очки с линзами-лупами, чтобы он выглядел внушительно и комично одновременно. Кольцо — дешевейшее, из ларька у метро, такой ерундой даже подростки не обмениваются на школьных дискотеках, но для Лешего ночью, при свете свечей и после литра алкоголя, это смотрелось вполне убедительно. А "чернила" на свидетельстве? Обычная вода с пищевым красителем и парой капель уксуса для запаха. Мора сдержала себя, чтобы не фыркать, когда Леший взахлёб расписался на липовой бумажке, вывел даже свою подпись ровно, как в паспорте. Там, на дне стакана, для него всё было настоящее и возвышенное.

И теперь, когда эффект начинает рассеиваться, а Леший в панике шарит под подушкой, Мора предвкушает, как всё это будет выглядеть со стороны. Она наблюдает за ним и мысленно аплодирует: ну надо же, какой артист! Даже сейчас, уже проснувшись и протрезвев, Леший не может поверить, что стал жертвой такой топорной, почти детсадовской мистификации.

Потому что самое смешное, думает Мора, наблюдая за его перекошенным от ужаса лицом, что ничего такого и не было. Никакого секса, никакой свадьбы — только театральное представление для одного зрителя. Всё, что он помнит, — это миграция их компании по барам до запредельного уровня абсурда, потом сцена в каком-то подвале с прокуренным потолком и фонарём, потом — короткая дорога в такси, где Леший уже не различал, кто сидит рядом с ним. Концентрация дала сбой как раз вовремя, когда они добрались до его квартиры: пьяный Леший рухнул на кровать, как подкошенная марионетка, а она тихонько подложила ему на палец кольцо и легла рядом — уже в своём обычном виде, без парика и грима.

Сцена с утра — верх блаженства для режиссёра-провокатора. Мора смотрит, как он вглядывается в потолок, словно ищет там инструкцию "как отменить брак за одну минуту". Сначала он осторожно гладит простыню, будто проверяет: настоящая ли ткань? Потом поглядывает на свою руку — и от ужаса едва не вскрикивает. Кольцо! Оно никуда не делось, не исчезло вместе с похмельем. Леший теребит его, как будто надеется стереть с поверхности любую память о случившемся. Но нет, кольцо только туже врезается в кожу.

— Женаты? — переспрашивает Мора с невинным видом, перекатываясь на спину и разглядывая потолок. — Хм, а ты как думаешь? Помнишь что-нибудь?

В её голосе нет ни подтверждения, ни отрицания — только лукавая усмешка. Пусть покипит ещё немного, пусть попытается вспомнить то, чего не было, но что его пьяный мозг вполне мог додумать сам. Возможно, он даже придумает себе какой-нибудь экскурс в загс, с лентой и караваем, который откусил прямо с чужих рук. Мора так хорошо знала этот тип мужчин: они не любят проигрывать, но когда проиграли — будучи поверженными, начинают изобретать оправдания и уговаривать себя, что всё было не по-настоящему.

— Знаешь, Лёша, — говорит она, поворачивая к нему голову, — а ты вчера был очень... романтичным. Всё такой галантный, руку под локоток, комплименты шептал...

Пауза. Мора смотрит, как он краснеет, как в глазах появляется смесь надежды и страха.

— Жаль, что не помнишь.

Она встаёт с кровати, тянется вверх — и белая рубашка обтягивает худощавую фигуру, превращая её в персонажа то ли из старого фильма, то ли из дурного сна. Босиком, почти бесшумно, она идёт к окну, отдёргивает шторы. Солнечный свет режет комнату, заполняет все углы, и утро превращается в праздник. Первое апреля в самом разгаре: на улице шумят дети, проезжает мусоровоз, а где-то уже кто-то кого-то разыграл на тему "ваш дом сгорит, если не купить наши форточки".

— Кстати, — добавляет она небрежно, не оборачиваясь, — а где у тебя кофе? Или чай? После такой... бурной ночи хочется что-то горячее.

Мора прекрасно знает, что никакой бурной ночи не было. Но пусть Леший это выяснит сам. Или не выяснит — что ещё веселее. Она любит такие игры, когда человек остаётся наедине с собственной неуверенностью и вынужден сам достраивать реальность. Иногда, думает Мора, гораздо забавнее дать человеку возможность самому дорисовать свой позор, чем сдать все карты на столе.

— Боже, Лёша, — перебивает Мора, притворно закатывая глаза. — Ладно, сама разберусь.

Кикимора порхает по чужому дому, перекинувшись уже привычным для Лешего мужчиной. Порой, так странно видеть метаморфозы Кики так близко, из ничего вырастающую фигуру — такова её природа. То мужик, то краса девица, то старуха, то девочка.  Крупная розовая прядь падает на узкое лицо, когда тот наклоняется над чайником, потом пересыпает гранулы в чашку, не попадая в нее примерно наполовину. Считает шаги, держится за столешницы — будто земля не до конца замерзла после ледникового периода, и каждое движение опасно разбудит спящее прошлое.