lies of tales
(?)
сказки
современность
городское фэнтези
Их ждут в Фэйбл-тауне!
❝Чтобы не простудиться, надо тепло одеваться. Чтобы не упасть, надо смотреть под ноги. А как избавиться от сказки с печальным концом?❞

lies of tales

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » lies of tales » Настоящее » Двадцать первый час // 14.06.2016


Двадцать первый час // 14.06.2016

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

[html]
<!DOCTYPE html>
<html lang="ru">
<head>
  <meta charset="UTF-8">
  <title>EP Card</title>
  <style>
    .ep-card {
      width: 500px;
      min-height: 700px;
      margin: 50px auto;
      border: 2px solid black;
      border-radius: 10px;
      font-family: 'Arial', sans-serif;
      color: #fff;
      position: relative;
      overflow: hidden;
      display: flex;
      flex-direction: column;
      background: #000;
    }

    .ep-card::before {
      content: "";
      background: url('https://upforme.ru/uploads/001c/7d/d4/59/789817.png') center/cover no-repeat;
      position: absolute;
      top: 0; left: 0; right: 0; bottom: 0;
      z-index: 0;
    }

    .ep-card::after {
      content: "";
      background: rgba(0, 0, 0, 0.4);
      position: absolute;
      top: 0; left: 0; right: 0; bottom: 0;
      z-index: 1;
    }

    .ep-card > * {
      position: relative;
      z-index: 2;
    }

    .top {
      height: 60%;
      display: flex;
      flex-direction: column;
      align-items: center;
      justify-content: flex-start;
      padding-top: 60px;
      box-sizing: border-box;
    }

    .triangle-frame {
      width: 300px;
      height: 260px;
      position: relative;
      clip-path: polygon(50% 0%, 100% 100%, 0% 100%);
      overflow: hidden;
      background: #000;
      box-shadow: 0 0 10px rgba(0,0,0,0.6);
      border: 2px solid #000;
    }

    .triangle-frame img {
      width: 100%;
      height: 100%;
      object-fit: cover;
      display: block;
    }

    .title {
      font-size: 24px;
      font-weight: bold;
      text-align: center;
      margin: 15px 0 5px;
      text-shadow: 1px 1px 2px #000;
    }

    .meta {
      text-align: center;
      font-size: 14px;
      color: #ccc;
      display: flex;
      justify-content: center;
      gap: 40px;
      line-height: 1.5;
    }

    .meta-block {
      text-align: center;
    }

    hr {
      width: 80%;
      height: 1px;
      background: #ccc;
      border: none;
      margin: 15px auto;
    }

    .description {
      text-align: center;
      padding: 0 20px;
      font-size: 14px;
    }

    .cast {
      display: flex;
      flex-direction: column;
      align-items: center;
      padding: 10px 20px;
      font-size: 14px;
      color: #fff;
    }

    .cast-links {
      display: flex;
      flex-wrap: wrap;
      justify-content: center;
      gap: 10px;
    }

    .cast-links a {
      color: #FFD700;
      text-decoration: none;
      font-size: 13px;
    }

    .credit {
      text-align: center;
      font-size: 11px;
      color: #aaa;
      padding: 10px;
      font-style: italic;
      margin-top: auto;
    }
  </style>
</head>
<body>

  <div class="ep-card">
    <div class="top">
      <div class="triangle-frame">
        <img src="https://e.radikal.host/2025/07/04/1000061579.png" alt="Эпизод">
      </div>
      <div class="title">Двадцать первый час.</div>
    </div>

    <div class="meta">
      <div class="meta-block">
        <div>Дата</div>
        <div>14.06.2016</div>
        <div>07:30</div>
      </div>
      <div class="meta-block">
        <div>Место</div>
        <div>Городской суд/кабинет прокурора</div>
        <div>Погода: Пасмурно</div>
      </div>
    </div>

    <hr>

    <div class="description"><i>
Когда бюрократия и реальность встречаются в морге. 
<br>
Судья подписывает ордер с торжественностью, достойной подписания капитуляции Германии, вот только все улики уже успели: 
<br>- самоуничтожиться, 
<br>- сбежать в другую страну, 
<br>- переквалифицироваться в свидетелей защиты. 
<br>«Поздравляю, теперь вы официально можете искать то, чего нет»   </i>

    </div>

    <hr>

    <div class="cast">
      <div class="cast-links">
        <a href="https://liesoftales.f-rpg.me/profile.php?id=57">Steadfast Tin Soldier</a>
        <a href="https://liesoftales.f-rpg.me/profile.php?id=59">Goldie Fisher</a>
       
      </div>
    </div>

    <div class="credit">
      by Goldfish
    </div>
  </div>

</body>
</html>
[/html]

+2

2

- Вау чё...

«…дь».

-… госпожа прокурор, достойная площадь.

«Ага, спасён!»

Солдат на пороге Золотой Рыбки. Что ж, каждый уважающий себя взрослый человек - или сказочный персонаж - однажды попадает в место из которого не так уж легко выбраться. Да, в рабочий кабинет. Возможно, даже в чужой. Иногда и такие авантюры случаются в жизни.

– Как вы насчёт опасных мужиков? – лейтенант тайной полиции Хранителей слегка постукивает себя по правому плечу рёбрами двух дюжих не слишком толстых папок. Личные дела. - Позвольте, модельный ряд - широк, моральный уровень - низок. Они так сами о себе, - что вообще "стыд" для подобных персонажей? Так. Слово. Редко употребляемое.

- Есть Кенни Калебсон, то ли полный ноль, то ли целый порочный круг, - Солдатик прошёл через кабинет, аккуратно кладя на самый краешек чужого рабочего стола первую папку. - Водомир Черноозерский, - герой детской сказки написанной на датском старающийся произнести на английском славянское ФИО - звучит соответствующим образом. – Влажный, как мечты соседской толстушки о романтическом вечере с K-pop идолом, - да, вполне себе Хранитель просвещён в вопросах молодёжной культуры. - Константин Бессмертный, - задумчивый взгляд карих глаз устремляется в широкое окно, будто бы ему там с улицы таблички с характеристиками показывают. – Сидел, сидел и охренел. Просто конченный. Насколько могу судить. Но – магнат, да.

Солдат берёт короткую паузу, перебирая указательным пальцем правой руки уголки личных дел, выискивая среди них какое поинтересней.

- Змей Драконович. С этим всё неясно. Он немножко беспрецедентный, если уж… Змей, но - с руками и ногами. Беспрецедентно ж? – лёгкое приподнятие левой брови, вопросительный взгляд в жёлтые глаза собеседницы. Которой и слова пока вставить не дал. Нормальный собеседник. Знает, Оловянный, как диалоги стряпать. – Но из всех, конечно, этот, - остальные документы не озвученных сказочных созданий общим «плюхом» устремляются на угол прокурорского стола. – Скажите на милость, каков юридический зверь! Патрик Лисицин, - Солдат отвешивает пару щелбанов закрытой папке с делом Лисы-Сестрички. – Очень опасен.

Продолжение фразы: «а остальные – нет» - повисает в воздухе. Да бросьте, все эти марши троллей против девственниц, обдолбавшиеся феечной пыльцы каракатицы палящие из подствольных гранатомётов, размотки трёх метров кишок из вспоротого живота и остальное - безусловно, и конечно, не детский утренник. Но когда вы свою работу делаете - буквально ничего плохого не совершаете! - а вас за это штрафами за превышение полномочий с ног до головы обклеивают так, что потом полвека надо на крыше кофейни с бесплатным Wi-Fi жить - потому что даже платить за интернет нечем - это действительно неподдельное лицо террора. Оскал состязательности судебного процесса. Блеск. Благодарим, Отцы Основатели, всем Огайо.

- Вальнуть б... Пардон, - Солдат аккуратно укладывает личное дело Лисы слегка в стороне от остальной кучи "бумажного набора многоуважаемых бандюков". - У меня есть - открытое расследование похищения. Или же - незаконного лишения свободы передвижения. Сразу, по двум основаниям. Стажёра и офицера тайной полиции Хранителей. Понятно, что похищение - это с перемещение куда-либо, а незаконное лишение свободы - удерживание... А вот даже этого не знаем, - лейтенант слегка развёл руками в стороны. - Очень поднас... пригодилась? Как обычно. Бюрократия. И её конфуз.

Бюрократия, как известно, штука, выдуманная, чтобы сделать жизнь людей проще, и ни разу никому ещё не помогшая на этом поприще. Спросите угрюмых узкоглазых, копавших кайлами и мотыгами канал Пекин-Нанкин в тринадцатом веке. Были ли они счастливы из-за конфуцианских бюрократов или как им там. Вот.

- Когда раскручивать начнём и доберёмся, - сослагательные наклонения для девственников на первом свидании. - Возьмётесь для суда, госпожа прокурор... Или осадить? - тык большим пальцем правой руки через правое же плечо на дверь в жесте - "Мне свалить?"

Отредактировано Steadfast Tin Soldier (05.07.2025 20:56:28)

+6

3

Утро было серым, как прах. Таким и должно быть каждое утро после исчезновения человека. Особенно в Фэйблтауне. Особенно если этот человек — сказка. Особенно если он стажёр Хранителей. И если ты прокурор, и ты это знаешь уже четыре дня, но не можешь ничего сделать, потому что система, как штык, осталась с тех времён, когда ведьм сжигали по расписанию.

На столе остыл зелёный чай. Пять минут назад он был терпко-горьким. Сейчас — просто водой с привкусом обязательств. Пальцы Голди обвили фарфоровую чашку, будто её тепло могло передаться коже, но согревала она лишь воспоминания о тех, кого уже не вернуть.

Она не курила. Не пила кофе. Не нарушала правил. Даже собственных. И всё чаще это казалось ей разновидностью мазохизма.

Стук каблуков по паркету. Голди не подняла глаз — узнала бы походку Тина даже сквозь десять дверей и две правки в уголовный кодекс. Он всегда входил в помещение, как будто война ещё не закончилась. И он её не проиграл.

Он начал с привычного — бурлеск, ирония, имена, метафоры и папки, хлопающие по лакированной поверхности её стола как по барабану. Она молчала, позволяя этому театру идти своим ходом. Это было ритуалом: Солдатик играл на нервах, пока они не начинали звучать, и только потом Голди вступала в игру.

Только не сегодня. Сегодня она не хотела играть.

Он упомянул всех, кого она и так знала. Калебсона — язву на заднице участка. Черноозёрского — водяного с бизнес-ароматом разложения. Бессмертного — разруху в золотом обрамлении. Змея — досье которого скорее напоминало мифологический трактат, чем уголовное дело. А потом прозвучало имя, которого она не ожидала.

— Патрик Лисицин.

Вот тогда она и подняла глаза. Только на мгновение. Только чтобы удостовериться.

«Конечно. Кто же ещё» — пронеслось в голове с той сухой, прокурорской ясностью, которая предшествует катастрофам.

— Опасен, — резюмировал Солдатик.

Она не ответила. Не стала. Ответ был в том, как её пальцы чуть крепче сомкнулись на чашке. Лисицин. Адвокат. Умный, скользкий, презрительно вежливый. Хитрый лис, способный вывернуть даже самое грязное преступление в обряд гуманизма. Если допрос Кощея — неминуем, и ордер всё же будет получен… Значит, он будет сидеть с той стороны стола. Он, Лисицин, с ухмылкой, как лезвие в свете лампы, и с речью, отточенной, как скальпель.

Она не сказала этого вслух. Зачем? Всё и так было ясно. А Солдатик знал, когда промолчать — ценнее любого доклада.

Он говорил о деле. О похищении. О бюрократии. И Голди наконец заговорила.

— Вы опоздали, — произнесла она наконец. Слова были не упрёком, а холодной констатацией. Как дата смерти в акте. — С докладом. Я знала об этом ещё десятого числа.

Небрежный жест — и досье на экране. Иван. Улыбается. Слишком живой. Слишком настоящий.

— Судья уклоняется. "Не видит оснований". Секретарь отмахивается. Отказ подписывать ордер на основании отсутствия подтверждённых угроз жизни. — Она выдохнула. — А у нас есть отчёт. Есть показания напарника. Есть пропавший стажёр. Есть — четырёхдневная, недопустимая — пауза.

Она подошла к окну. Серый свет стекался по стёклам, как пепел. На миг Голди показалось, что весь мир — в стадии обугливания. Чуть-чуть — и он превратится в порошок. Так и с Фэйблтауном. Так и с каждым сказанием.

— В 09:00 мы идём к судье. Вместе. Вы — со мной. Он подпишет. Не захочет — я открою служебное расследование.

Она обернулась. Взгляд — жёлтый, как светофор на грани смены фазы. Предупреждение. Но не угроза.

— А теперь, о самом главном, — тихо сказала она, подходя к столу и медленно, почти нежно, переложив папку с делом Патрика Лисицина поверх остальных. — Ты же понимаешь, кто будет представлять Кощея.

Пауза. Тишина. Сердце кабинета замирает.

— Скажи мне, Стедфаст, — Голди облокотилась ладонями о край стола, склонившись вперёд, её голос потемнел. — У тебя есть на него что-то реальное? Или я пойду в суд с чёртовой легендой, которую Лисицин развалит за пятнадцать минут, попивая его фирменный кофе? Он, между прочим, пьёт крепкий, с корицей. Как кровь на молоке.

Пауза. Её губы дрогнули в кривой улыбке.

— Не люблю корицу.

Время на стене: 07:39.

До выхода оставалось двадцать минут. Восемьдесят — до возможного начала конца.

— Говори, Солдатик. У нас на руках — дело, которое они попытаются превратить в фарс. И адвокат, для которого это будет праздник.

Отредактировано Goldie Fisher (05.07.2025 21:00:07)

+6

4

— Вы опоздали.

"Деморализующе, ваще-т".

Солдатик умеет держать мизансцену, когда не его роль - в центре, даже если никакой Сценарист не понукает. Стойка "вольно", как предписывает Устав (и не один), выполнена молодцевато и чётко - ноги на ширине плеч, спина прямая, руки заведены назад, левая ладонь обхватывает правое запястье. Сначала - только взгляд, потом - с поворотом головы, вслед за перемещающейся к окну Золотой Рыбкой. Обувь у Голди - не для сегодняшнего дня. Десятисантиметровый каблук - явно не то, что должно сопровождать вас целый день, наполненный юридической канцелярщиной и сказочными злодеями. Если к вечеру уже и собственные туфли тебе враг - совсем грустно.

"Замечание - неуместно, совет - не прошен. Игнорируем".

Гляделки через весь простор прокурорского кабинета - глаза в глаза. Если в золотом взгляде Фишер - предупреждение, однако в значении предостережения или же извещения - не уточняется. То сквозь (да, так) карие радужки и чёрный зрачок Оловянного можно почти разглядеть, как у него в головной коробке кувыркаются, скачут и выстраиваются в три этажа разнообразные, относимые к неуместным в приличном обществе, лек-се-мы. В адрес криминализированной части мироздания.

— Говори, Солдатик.

- Ну п...

"Оу-воу, куда!"

- ...равда, - лейтенант тайной полиции Хранителей вдруг - действительно с эффектом неожиданности сказочка - пару раз невысоко и пружинисто подпрыгивает, скорее, даже просто привстаёт на мыски форменных ботинок, при этом встряхивая руками, в классической фазе подготовки боксёра к гонгу на ринге. - На пару раундов с моим здравомыслием? - правая ладонь указывает на Золотую Рыбку, потом на него самого, потом опять на Рыбку. - Хо-о-о-о-о-о-о. Резонно. Бесполезно. Мы оба - вендинговые автоматы, из которых сыплются только вопросы, а не ответы, - тон спокойный, голос размеренный. До пресности. Время флегмы, а не корицы. Значит, пусть так.

Если кто-нибудь разделает сказку топором и спустит по частям в унитаз, с этим все знают, что делать. Беспредельщики – в смысле одиночек - случаются. Достаточно поймать, посадить за решку и забыть, что заключённый существует - лет на триста. Сколько таких клиентов патопсихологов, покалеченных обстоятельствами не реального мира, а сюжетами произведений своего происхождения - сидят по казематам тайной полиции. Ну сидят. Эка невидаль. Оторви-головы. Работа-то не без рика.

Людям иногда интересны разные странности: «Ой, а есть ли какой-нибудь район города, куда даже полиция боится зайти, где очень злые банды?» Солдатик и сам такое пару раз слышал. Ответ? Ответ всегда один: «С чего бы это? Мы – закон, мы - всегда главные. Чего нам бояться?» Конечно, может и неприятностей членовредительских прилететь или ещё что. Но это всегда будет… не то, чтобы отмщено, но – наказано. Как смешные ролики в интернете, где пара каких-нибудь олухов убегают от копа с избыточным весом. Забавно. И всегда забывают добавить, что этих любезных – всё одно нашли, и какой срок и штраф впаяли.

Идея о применении насилия к представителям тайной полиции может где-то мрачной тенью клубиться в черепушках злодеев, может иногда даже находить выход в насмешках, самолюбовании или чём-то таком же филологическом: «Да мы их, да щаз вот, а я - ого-го» - прочая бравурная ерундистика. Почему нет. За всеми не уследишь, чего они там несут и какие понты друг перед другом садят. Не столь важен конкретный Иван. Почти не важно - Кощей ли похититель или его так странно подставляют под интерес Хранителей. Песчинка пересекла границу дозволенного, а значит весь этот дурацкий воздушный замок из бредней о собственном величии должен и будет сметён. Иначе – и правда резать начнут, черти. Тяжкий горячечный бред злодеев, от которого их нужно будить, пересчитывая зубья молотком, если придётся. Метафорически. В рамках действующего законодательства, разумеется.

- М-м-м. Я ношу мундир, а после твоих вопросов, ощущаю будто бы панцирь, как у улитки, - Оловянный слегка постучал большим пальцем правой руки себя по лацкану форменного кителя. - Только открыли расследование о пропаже; только сегодня служба внутренних расследований начнёт выяснять, откуда подобные задержки в самом департаменте полиции; только сегодня запросят с утра налоговые декларации Кощея для оценки финансового положения, и ещё банковские выписки, траты последние посмотреть; только сегодня я пришёл к тебе и мы получим ордер на обыск; только сегодня его же и допросим.

"Есть у меня кое-что. Некислых размеров ни-хре-на. Кто бы помог донести, ага".

- Раз ты согласна с делом. Аккуратно выскажусь - в перспективе согласна, - да Золотая Рыбка не просто согласна, а - требует! - То - найду. Один неоспоримый плюс в Фэйбл-тауне, всё же, есть. Его невозможно покинуть, - и невозможно бесконечно прятать нечистые руки в тени подозрения в замкнутом пространстве.

Отредактировано Steadfast Tin Soldier (06.07.2025 19:19:49)

+5

5

Слова Оловяного, его тихая, почти безжизненная интонация, эхом отдавались в стенах, застрявших между «вчера» и «сегодня». Он говорил о вендинговых автоматах, и в этом была горькая, до рези в глазах, правда. Они оба – машины, призванные перерабатывать запрос в действие, но часто выдающие лишь новые вопросы. Их работа была бесконечным лабиринтом зеркал, где каждое отражение лишь множило неопределенность, вместо того чтобы показать выход.

Его замечание о мундире, превратившемся в панцирь улитки, зацепило. В этом было слишком много правды. Голди сама чувствовала это броневое покрытие, намертво приросшее к душе, превращающее любое касание к реальности в болезненный укол. Эти панцири, выкованные из уставов, кодексов и бесконечных протоколов, защищали, но и душили одновременно. Они были рыцарями без сияющих доспехов, закованными в цепи правил, что делали их неповоротливыми в бою, но уязвимыми для невидимых стрел разочарования.

Она кивнула. Это не было согласием с его метафорой, скорее, молчаливым признанием общей ноши. Ее взгляд прошелся по папке с Лисициным, лежавшей теперь отдельно от общей кучи. Он говорил о бюрократии, о задержках, о том, что расследование только-только набирает ход. И она понимала, что под его отстраненной речью и этим подчеркнутым спокойствием кипит то же самое бешенство, что и в ней самой. Бешенство от беспомощности, от упущенного времени, от системы, которая, вместо того чтобы быть острым мечом правосудия, превратилась в тупое и скрипучее орудие, заржавевшее в тысячелетних подземельях протоколов.

«Есть у меня кое-что. Некислых размеров ни-хре-на.»

Эта фраза, не произнесенная вслух, но отчетливо прочитанная в его глазах – в той легкой гримасе досады, что лишь на мгновение исказила его идеальную стойку, в едва заметном напряжении в уголках губ – была самым важным, что он сказал с момента их встречи. Ни-хре-на. Ничего, что можно было бы взять и просто так, без борьбы, использовать. Их усилия, казалось, были подобны бесконечному пересыпанию песка в сито, когда каждая песчинка – доказательство, а каждая крупица истины – ускользала сквозь щели системы. А значит, ей, прокурору, придется добывать это «что-то» самой. Или же они оба, как те самые вендинговые автоматы, будут стоять и бесполезно звенеть вопросами, пока Кощей и Лисицин будут попивать свой кофе с корицей, играя свою партию в шахматы со смертью.

Голди оторвалась от стола, медленно выпрямляясь. Ее шаги по паркету теперь звучали иначе, не стук каблуков, а скорее, глухие удары метронома, отмеряющего оставшееся время. Двадцать минут. Восемьдесят. До начала конца. Эти минуты были как последние капли в песочных часах, отсчитывающие не просто время до встречи с судьей, но и время, когда этот хрупкий мир сказок может рухнуть под тяжестью собственных пороков.

Она подошла к нему, сокращая расстояние, которое Солдатик привык соблюдать, как незримую границу. Он стоял, прямой и неподвижный, словно ожидая приказа, или, что более вероятно, готовясь парировать любую атаку.

— Мы идём, Стедфаст, — ее голос был низким, почти шепотом, но каждое слово чеканилось, как монета. — Сейчас.

Она не стала объяснять. Он и так понял. Понял, что двадцать минут – это уже не время до выхода, а время до начала. До того момента, когда они вдвоем, прокурор и Хранитель, превратят эту затянувшуюся прелюдию в реальное действие. Они были двумя лезвиями одних ножниц, созданными, чтобы резать паутину лжи и беззакония, но затупленными бюрократией. Теперь пришло время их наточить.

Ее взгляд скользнул к двери кабинета. Она не стала открывать ее сама, лишь обозначила направление легким кивком.

— И приготовься, — добавила она, когда он уже сделал первый шаг. — Этот раунд будет не с твоим здравомыслием. Он будет с судьей, а потом с Лисицыным. И у нас нет права на ни-хре-на. У нас есть только то, что мы найдём. И что заставим их отдать. Эта битва будет не на жизнь, а на смерть, где оружием станет не сталь, а слово, а поле боя – зал суда, где правда легко становится жертвой искусной лжи.

Дверь прокурорского кабинета закрылась за ними, оставляя за спиной остывший чай, стопку личных дел, похожих на могильные плиты, и запах застоявшейся бюрократии. Коридор был таким же серым и безликим, как их утро, но теперь в нём прорезался тонкий луч, тонкий, как лезвие. И в этом луче, казалось, даже пылинки кружились не хаотично, а с какой-то зловещей, предопределенной целью, словно стрелки невидимых часов, отсчитывающие последние мгновения перед бурей. Они выходили из душной крепости ожидания и ступали на поле предстоящей битвы, где каждый шаг имел вес, а каждое слово могло стать камнем, брошенным в гигантский, но хрупкий механизм правосудия. Голди чувствовала, как внутри нее просыпается древний зверь, выкованный из закона и отчаяния, готовый рвать и метать, лишь бы этот день не стал еще одним захоронением надежды в кладбище нераскрытых дел Фэйбл-тауна.

+5

6

— Мы идём, Стедфаст.

Солдатик поднимает левую руку к лицу, чуть отгораживаясь и ограждаясь от женской фигуры, при этом - и в действительности - закрывая скривившую губы улыбку тыльной стороной ладони. Упрятана ухмылка, просто и некрасиво сломавшая прямую линию рта посередине. Ну. Не. Оскал. Же.

Броское искусство управления, не иначе, в тоне Золотой Рыбки. Тихий и излишне доступный в членораздельности произносимых им слов (Да много ли их там, этих слов? Три!) голос. Голос, пробирающийся холодным снегом за голенища сапог в зимнюю компанию. Взгляд Оловянного даже метнулся от лица выслушиваемой - командующей? - Голди по сторонам, проверяя, не сидят ли на своих походных рюкзаках вокруг какие-нибудь рядовые и капралы, пока начальство льёт тебе в уши едва слышный, но ярящийся (да, нет, интерпретация?) выговор; так, чтобы никто вокруг больше не понял, о чём разговор, и остальные не были обеспокоены тем, что: "Хьюстон, у нас проблемы".

Звяк! В тишине - резкий лязг - металлическим «дзиньк» – каблуков, подбитых по подошве железом, ботинок.

— Сейчас.

Сейчас? Что? Куда? Энергичная ответственность перед обществом выражаемая категоричным золотом взгляда - сбивает с толку, если таковой когда-либо и водился в Оловянном. Ужель? Отнежель? Сейчас? Кого? Всё? Звать отряд специального назначения, чьё предназначение: "Наш девиз - всем морды вниз"? Нет? Что там. Бумаги! Поз-во-ле-ни-е, да. Права граждан не ограничиваются законом, а - гарантируются. Справедливо. Может, тогда зубами? Есть ли закон, запрещающий жрать злодеев? Гастрономический какой-нибудь? Эти проклятые слёты совета безопасности шеф-поваров. Урезать взносы! Прекратить финансирование! Запретить действие на территории Фэйбл-тауна.

Короткое движение головы с причёской, соседствующей по цвету кроне Солнца в закат (что ж), будто бы сбивает наведённый своей же хозяйкой морок. Дверь. Открывай. Дверь. Манеры. Дверь. Культура поведения. Кого ты там в своих фантазиях хрумкать собрался, огнепоклонник амазонский.

Вертеть тушей перед лицом начальства - уставом позволительно. Однако под носом у дамы - невоспитанно. Поэтому - отступает на шаг назад, оставаясь лицом к Голди.

— И приготовься.

"Ой рука не дрогнет, н-н-ну".

- И у нас нет права на ни-хре-на.

Если бы Солдатик уже не утвердился рядом с дверью, открыв ту и удерживая за ручку левой рукой, правую же расположив согнутой вдоль груди, слегка склонив голову… он бы точно споткнулся.

"Вот что значит - сработались. Что ж, а? Очень приятно. И - абсолютно взаимно".

- Про то, что я Кощея зову "костлявой погремушкой" мысленно - уже тоже да? - если не комплимент должен сопровождать выходящую из помещения леди - потому что рабочее время, странно было бы - то пусть хоть юмористическое заявление. Ну а такое – вроде не странно в рабочее время? Нет, просто курьёзно. Почти галантно. Хорошее утро. Конечно. Оловянный молча следует на полшага сзади и чуть справа от Голди по коридору. Военным и правоохранителям можно ходить справа от противоположного пола, чтобы иметь возможность в любой момент изобразить уставное приветствие. Или саблю выхватить. - Это что, Десятка Треф будет? - дверь в кабинет судьи, табличка на ней. Нота сомнения в голосе. Стойкий - он не фанат всех этих... чёрных мастей.
- Любит ли он Четвёртую Поправку так же, как мы, госпожа прокурор, - лейтенант тайной полиции Хранителей вытаскивает из внутреннего кармана формы сложенное вдвое заявление сержанта о пропаже Ивана в "Игле", следом чуть одёргивает китель, щёлкает по узлу форменного галстука, немного "взбадривая" тот. - Если вдруг кидаться начнётся, госпожа прокурор, то - бегите. И несите меня.

Фраза явно из безымянного детского мультика, который был просмотрен вместе с маленькими жителями сиротского приюта Фэйбл-тауна. Последним же в процессе "прихорашивания" - Солдатик клацнул туда-сюда магнитной застёжкой поясной кобуры.

- Ваша Честь! - широкий распах двери. Корректное пропускание Золотой Рыбки вперёд себя. Взгляд поверх плеча той вглубь кабинета. - Надеюсь, у Вас не было планов на утро лучше, чем Вам могут предложить компетентные органы, - шаг в логово "беспристрастного", "непредвзятого" и "лишенного постороннего давления". - Поверьте, мы - в департаменте, очень стараемся не отставать от грёз граждан Фэйбл-тауна о том, как должен вести себя страж порядка.

"Я не помогаю? Не помогаю".

- Нам бы ордер. Вот - достаточные доказательства, показания сержанта полиции. Под присягу о достоверности и письменное заявление - я, лейтенант полиции Тин Стэдфаст, - взгляд на Голди. - Госпожа прокурор... - не нуждается в представлении от Солдата.

"Вот он точно не захочет, чтобы мы тут до обеда проторчали с криками друг на друга. Да я и после обеда орать могу, если уж! Извольте-с".

- Ваша Честь, есть ли у вас детки? - у сказок не случается отпрысков. И, нет, это не про то, что Солдатик относится к подчинённым, как к родным. Только завуалированный вопрос, не шантажируют ли бедолагу Десятку Треф - "детулями", "малышками" и "ма шерами". Конечно, кто ж тебе в кабинете собственном на такую грубость ответит. Может, тут три тонны прослушки висит. - Если поиметь целый департамент полиции - он вам тоже никого не родит, знаете ли, - приглушённо, себе под нос.

- Что вы там мямлите, лейтенант! Я тут из-за вас так рано. Излагайте внятно.

- Я, лейтенант Тин Стэдфаст, торжественно клянусь, что верно служу Соединенным Штатам Америки и штату Огайо... - раскрытая правая ладонь на уровень плеча.

- Мы ещё не начали обсуждение ваших достоверных и достаточных доказательств для выдачи ордера, а вы уже со своей присягой.

-... обязуюсь скакать на ухабах не хуже мушкетёра, - Оловянный свернул текст с "защищать и исполнять Конституцию, охранять имущество и здоровье граждан".

- Свободная страна. Езжайте, куда хотите. Если закончили со своим цирком, показывайте, что у вас там действительно есть.

- Личные показания сержанта тайной полиции об исчезновании стажёра полиции Ивана Царевича во время выполнения должностных обязанностей в торговой херабуде...

- Нормально говорите.

- В торгово-развлекательном центре "Игла", принадлежащей Константину Бессмертному. Так же, имеется пропавшая сестра пропавшего стажёра - офицер Марья Моревна. Более двух недель отсутствует.

- Что у вас там происходит. Вы сами-то завтра исчезнуть не боитесь?

- Ну как сказать...

- Недвусмысленно.

- Показания серж...

- Вы уже третий раз про них. Что-нибудь ещё? Что у вас поменялась за четыре дня? Нашли что-нибудь?

- Марью Моревну у неё в квартире с интоксикацией неустановленными психоактивными веществами, - Оловянный и сам с удивлением прочитал бренькнувшую на мобильный телефон (у него нет личного, только служебный) СМСку.

+4

7

Дождь за окном бился в стекло, словно пытаясь вымыть грязь с фасада здания суда. Но грязь здесь была другого рода — въевшаяся в папки, в чернила печатей, в скрипучие кресла, на которых годами высиживали приговоры.

Стэдфаст говорил что-то о Четвертой поправке, о Кощее-погремушке, о том, чтобы «бежать и нести его», если что — и его голос, этот странный сплав цинизма и уставной выправки, вибрировал у нее в висках, как надоедливый комар. Она не ответила. Вместо этого ее пальцы сжали папку так, что бумага хрустнула. 

— Десятка Треф, — произнесла она наконец, и в ее голосе было что-то от скрипа льда под каблуком. — Как мило. Напоминает мне одного судью, который брал взятки карточными терминами. «Бубны» — за закрытие дела, «Черви» — за условный срок.

Она повернула голову, и свет лампы скользнул по ее скулам, оставив на них холодные блики. 

— Но знаешь, что самое смешное? — Голди приподняла подбородок, и теперь ее голос стал тише, острее, словно лезвие, проведенное по коже. — Когда его поймали, он закричал, что это «клевета». А потом попытался сжечь доказательства в камине. Как в сказке.

Пауза. В коридоре было так тихо, что слышно, как дождь стучит по подоконнику. 

— Так что да, Стедфаст, — она толкнула дверь, не дожидаясь его реакции. — Любит ли он Четвертую поправку? Нет. Но он точно боится огня. 

И шагнула внутрь, оставив за спиной запах дождя, металла и чего-то еще — чего-то, что Солдатик, возможно, узнал бы, если бы помнил, как пахнет море перед штормом.

Она стояла перед массивным дубовым столом, наблюдая, как судья Лангер с театральным вздохом откладывает в сторону утреннюю газету. Его пальцы, украшенные дорогим перстнем, небрежно постукивали по столешнице - явный признак того, что этот визит он считает досадной помехой в своём расписании.

Лейтинант распинался перед столом, излагая обстоятельства дела ровным, уставным тоном, но Лангер слушал вполуха, время от времени покручивая в пальцах дорогую ручку. Его взгляд скользил по Голди с ленивым любопытством - видимо, запамятовав, с кем имеет дело. Эта самоуверенность читалась в каждом жесте: в том, как он откинулся в кресле, в пренебрежительном «Что у вас там происходит. Вы сами-то завтра исчезнуть не боитесь?» , в нарочито медленном просмотре документов.

Голди перевела взгляд на свои руки, аккуратно сложенные перед собой. Нюдовый маникюр, почти незаметный на фоне её бледной кожи - единственное мягкое пятно в этом кабинете, пропитанном формальдегидом бюрократии. Она отметила, как Лангер специально затягивает процесс, задавая Солдатику дурацкие уточняющие вопросы и делая вид, что не понимает очевидного.

«Как же ты ошибаешься, Ваша Честь» , - подумала Голди, чувствуя, как в груди закипает холодная ярость. Её пальцы непроизвольно сжались, оставив на папке едва заметные вмятины от ногтей.

Когда судья в очередной раз попытался отложить рассмотрение, сославшись на «необходимость дополнительных проверок», мисс Фишер сделала едва заметное движение - всего лишь выпрямила плечи, но этого хватило, чтобы атмосфера в кабинете мгновенно изменилась.

— Ваша Честь, — её голос прозвучал мягко, почти сладко, но с той интонацией, от которой у опытных юристов холодеет спина.— Позвольте напомнить вам в соответствии с Главой 2921 Пересмотренного кодекса Огайо, «Преступления против правосудия и государственного управления» — это прямой вызов закону. А также то, что дисциплинарная комиссия по судейской этике особенно внимательно рассматривает дела, где задержка правосудия приводит к исчезновению свидетелей.

Она позволила паузе повиснуть в воздухе, наблюдая, как капля пота медленно сползает по виску Лангера.Мисс Фишер не сводила глаз с судьи, отмечая малейшие изменения в его лице - подрагивание века, нервное подёргивание уголка рта, едва заметное побледнение кожи на скулах. Её собственное дыхание оставалось ровным, спокойным, в то время как воздух в комнате становился гуще, насыщеннее, словно пропитываясь страхом и осознанием совершающейся здесь и сейчас капитуляции.

— И поскольку мы оба ценим ваше время, — продолжила Голди, теперь уже положив ладонь на стол и слегка наклонившись вперёд, — я предлагаю подписать ордер сейчас. Пока это ещё выглядит как наша общая победа в борьбе за правопорядок.

Её ноготь, идеально ровный и матовый, мягко постучал по печати, лежащей на столе. Тихий звук, но в напряжённой тишине кабинета он прозвучал как выстрел.

Лангер резко поднял глаза, и в этот момент наконец вспомнил, кто перед ним. Вспомнил те истории, что ходят по коридорам суда о мисс Фишер и её «особых методах» . Его пальцы заметно дрожали, когда он взял ручку.

Голди наблюдала, как чернила оставляют на бумаге размашистую подпись, и подумала, что сегодня дождь за окном — самое честное, что есть в этом кабинете.

+4


Вы здесь » lies of tales » Настоящее » Двадцать первый час // 14.06.2016