lies of tales
(?)
сказки
современность
городское фэнтези
Их ждут в Фэйбл-тауне!
❝Чтобы не простудиться, надо тепло одеваться. Чтобы не упасть, надо смотреть под ноги. А как избавиться от сказки с печальным концом?❞

lies of tales

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » lies of tales » Настоящее » Настоящее: завершённое » Двадцать первый час // 14.06.2016


Двадцать первый час // 14.06.2016

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

[html]
<!DOCTYPE html>
<html lang="ru">
<head>
  <meta charset="UTF-8">
  <title>EP Card</title>
  <style>
    .ep-card {
      width: 500px;
      min-height: 700px;
      margin: 50px auto;
      border: 2px solid black;
      border-radius: 10px;
      font-family: 'Arial', sans-serif;
      color: #fff;
      position: relative;
      overflow: hidden;
      display: flex;
      flex-direction: column;
      background: #000;
    }

    .ep-card::before {
      content: "";
      background: url('https://upforme.ru/uploads/001c/7d/d4/59/789817.png') center/cover no-repeat;
      position: absolute;
      top: 0; left: 0; right: 0; bottom: 0;
      z-index: 0;
    }

    .ep-card::after {
      content: "";
      background: rgba(0, 0, 0, 0.4);
      position: absolute;
      top: 0; left: 0; right: 0; bottom: 0;
      z-index: 1;
    }

    .ep-card > * {
      position: relative;
      z-index: 2;
    }

    .top {
      height: 60%;
      display: flex;
      flex-direction: column;
      align-items: center;
      justify-content: flex-start;
      padding-top: 60px;
      box-sizing: border-box;
    }

    .triangle-frame {
      width: 300px;
      height: 260px;
      position: relative;
      clip-path: polygon(50% 0%, 100% 100%, 0% 100%);
      overflow: hidden;
      background: #000;
      box-shadow: 0 0 10px rgba(0,0,0,0.6);
      border: 2px solid #000;
    }

    .triangle-frame img {
      width: 100%;
      height: 100%;
      object-fit: cover;
      display: block;
    }

    .title {
      font-size: 24px;
      font-weight: bold;
      text-align: center;
      margin: 15px 0 5px;
      text-shadow: 1px 1px 2px #000;
    }

    .meta {
      text-align: center;
      font-size: 14px;
      color: #ccc;
      display: flex;
      justify-content: center;
      gap: 40px;
      line-height: 1.5;
    }

    .meta-block {
      text-align: center;
    }

    hr {
      width: 80%;
      height: 1px;
      background: #ccc;
      border: none;
      margin: 15px auto;
    }

    .description {
      text-align: center;
      padding: 0 20px;
      font-size: 14px;
    }

    .cast {
      display: flex;
      flex-direction: column;
      align-items: center;
      padding: 10px 20px;
      font-size: 14px;
      color: #fff;
    }

    .cast-links {
      display: flex;
      flex-wrap: wrap;
      justify-content: center;
      gap: 10px;
    }

    .cast-links a {
      color: #FFD700;
      text-decoration: none;
      font-size: 13px;
    }

    .credit {
      text-align: center;
      font-size: 11px;
      color: #aaa;
      padding: 10px;
      font-style: italic;
      margin-top: auto;
    }
  </style>
</head>
<body>

  <div class="ep-card">
    <div class="top">
      <div class="triangle-frame">
        <img src="https://e.radikal.host/2025/07/04/1000061579.png" alt="Эпизод">
      </div>
      <div class="title">Двадцать первый час.</div>
    </div>

    <div class="meta">
      <div class="meta-block">
        <div>Дата</div>
        <div>14.06.2016</div>
        <div>07:30</div>
      </div>
      <div class="meta-block">
        <div>Место</div>
        <div>Городской суд/кабинет прокурора</div>
        <div>Погода: Пасмурно</div>
      </div>
    </div>

    <hr>

    <div class="description"><i>
Когда бюрократия и реальность встречаются в морге. 
<br>
Судья подписывает ордер с торжественностью, достойной подписания капитуляции Германии, вот только все улики уже успели: 
<br>- самоуничтожиться, 
<br>- сбежать в другую страну, 
<br>- переквалифицироваться в свидетелей защиты. 
<br>«Поздравляю, теперь вы официально можете искать то, чего нет»   </i>

    </div>

    <hr>

    <div class="cast">
      <div class="cast-links">
        <a href="https://liesoftales.f-rpg.me/profile.php?id=57">Steadfast Tin Soldier</a>
        <a href="https://liesoftales.f-rpg.me/profile.php?id=59">Goldie Fisher</a>
       
      </div>
    </div>

    <div class="credit">
      by Goldfish
    </div>
  </div>

</body>
</html>
[/html]

+5

2

- Вау чё...

«…дь».

-… госпожа прокурор, достойная площадь.

«Ага, спасён!»

Солдат на пороге Золотой Рыбки. Что ж, каждый уважающий себя взрослый человек - или сказочный персонаж - однажды попадает в место из которого не так уж легко выбраться. Да, в рабочий кабинет. Возможно, даже в чужой. Иногда и такие авантюры случаются в жизни.

– Как вы насчёт опасных мужиков? – лейтенант тайной полиции Хранителей слегка постукивает себя по правому плечу рёбрами двух дюжих не слишком толстых папок. Личные дела. - Позвольте, модельный ряд - широк, моральный уровень - низок. Они так сами о себе, - что вообще "стыд" для подобных персонажей? Так. Слово. Редко употребляемое.

- Есть Кенни Калебсон, то ли полный ноль, то ли целый порочный круг, - Солдатик прошёл через кабинет, аккуратно кладя на самый краешек чужого рабочего стола первую папку. - Водомир Черноозерский, - герой детской сказки написанной на датском старающийся произнести на английском славянское ФИО - звучит соответствующим образом. – Влажный, как мечты соседской толстушки о романтическом вечере с K-pop идолом, - да, вполне себе Хранитель просвещён в вопросах молодёжной культуры. - Константин Бессмертный, - задумчивый взгляд карих глаз устремляется в широкое окно, будто бы ему там с улицы таблички с характеристиками показывают. – Сидел, сидел и охренел. Просто конченный. Насколько могу судить. Но – магнат, да.

Солдат берёт короткую паузу, перебирая указательным пальцем правой руки уголки личных дел, выискивая среди них какое поинтересней.

- Змей Драконович. С этим всё неясно. Он немножко беспрецедентный, если уж… Змей, но - с руками и ногами. Беспрецедентно ж? – лёгкое приподнятие левой брови, вопросительный взгляд в жёлтые глаза собеседницы. Которой и слова пока вставить не дал. Нормальный собеседник. Знает, Оловянный, как диалоги стряпать. – Но из всех, конечно, этот, - остальные документы не озвученных сказочных созданий общим «плюхом» устремляются на угол прокурорского стола. – Скажите на милость, каков юридический зверь! Патрик Лисицин, - Солдат отвешивает пару щелбанов закрытой папке с делом Лисы-Сестрички. – Очень опасен.

Продолжение фразы: «а остальные – нет» - повисает в воздухе. Да бросьте, все эти марши троллей против девственниц, обдолбавшиеся феечной пыльцы каракатицы палящие из подствольных гранатомётов, размотки трёх метров кишок из вспоротого живота и остальное - безусловно, и конечно, не детский утренник. Но когда вы свою работу делаете - буквально ничего плохого не совершаете! - а вас за это штрафами за превышение полномочий с ног до головы обклеивают так, что потом полвека надо на крыше кофейни с бесплатным Wi-Fi жить - потому что даже платить за интернет нечем - это действительно неподдельное лицо террора. Оскал состязательности судебного процесса. Блеск. Благодарим, Отцы Основатели, всем Огайо.

- Вальнуть б... Пардон, - Солдат аккуратно укладывает личное дело Лисы слегка в стороне от остальной кучи "бумажного набора многоуважаемых бандюков". - У меня есть - открытое расследование похищения. Или же - незаконного лишения свободы передвижения. Сразу, по двум основаниям. Стажёра и офицера тайной полиции Хранителей. Понятно, что похищение - это с перемещение куда-либо, а незаконное лишение свободы - удерживание... А вот даже этого не знаем, - лейтенант слегка развёл руками в стороны. - Очень поднас... пригодилась? Как обычно. Бюрократия. И её конфуз.

Бюрократия, как известно, штука, выдуманная, чтобы сделать жизнь людей проще, и ни разу никому ещё не помогшая на этом поприще. Спросите угрюмых узкоглазых, копавших кайлами и мотыгами канал Пекин-Нанкин в тринадцатом веке. Были ли они счастливы из-за конфуцианских бюрократов или как им там. Вот.

- Когда раскручивать начнём и доберёмся, - сослагательные наклонения для девственников на первом свидании. - Возьмётесь для суда, госпожа прокурор... Или осадить? - тык большим пальцем правой руки через правое же плечо на дверь в жесте - "Мне свалить?"

Отредактировано Steadfast Tin Soldier (05.07.2025 20:56:28)

+9

3

Утро было серым, как прах. Таким и должно быть каждое утро после исчезновения человека. Особенно в Фэйблтауне. Особенно если этот человек — сказка. Особенно если он стажёр Хранителей. И если ты прокурор, и ты это знаешь уже четыре дня, но не можешь ничего сделать, потому что система, как штык, осталась с тех времён, когда ведьм сжигали по расписанию.

На столе остыл зелёный чай. Пять минут назад он был терпко-горьким. Сейчас — просто водой с привкусом обязательств. Пальцы Голди обвили фарфоровую чашку, будто её тепло могло передаться коже, но согревала она лишь воспоминания о тех, кого уже не вернуть.

Она не курила. Не пила кофе. Не нарушала правил. Даже собственных. И всё чаще это казалось ей разновидностью мазохизма.

Стук каблуков по паркету. Голди не подняла глаз — узнала бы походку Тина даже сквозь десять дверей и две правки в уголовный кодекс. Он всегда входил в помещение, как будто война ещё не закончилась. И он её не проиграл.

Он начал с привычного — бурлеск, ирония, имена, метафоры и папки, хлопающие по лакированной поверхности её стола как по барабану. Она молчала, позволяя этому театру идти своим ходом. Это было ритуалом: Солдатик играл на нервах, пока они не начинали звучать, и только потом Голди вступала в игру.

Только не сегодня. Сегодня она не хотела играть.

Он упомянул всех, кого она и так знала. Калебсона — язву на заднице участка. Черноозёрского — водяного с бизнес-ароматом разложения. Бессмертного — разруху в золотом обрамлении. Змея — досье которого скорее напоминало мифологический трактат, чем уголовное дело. А потом прозвучало имя, которого она не ожидала.

— Патрик Лисицин.

Вот тогда она и подняла глаза. Только на мгновение. Только чтобы удостовериться.

«Конечно. Кто же ещё» — пронеслось в голове с той сухой, прокурорской ясностью, которая предшествует катастрофам.

— Опасен, — резюмировал Солдатик.

Она не ответила. Не стала. Ответ был в том, как её пальцы чуть крепче сомкнулись на чашке. Лисицин. Адвокат. Умный, скользкий, презрительно вежливый. Хитрый лис, способный вывернуть даже самое грязное преступление в обряд гуманизма. Если допрос Кощея — неминуем, и ордер всё же будет получен… Значит, он будет сидеть с той стороны стола. Он, Лисицин, с ухмылкой, как лезвие в свете лампы, и с речью, отточенной, как скальпель.

Она не сказала этого вслух. Зачем? Всё и так было ясно. А Солдатик знал, когда промолчать — ценнее любого доклада.

Он говорил о деле. О похищении. О бюрократии. И Голди наконец заговорила.

— Вы опоздали, — произнесла она наконец. Слова были не упрёком, а холодной констатацией. Как дата смерти в акте. — С докладом. Я знала об этом ещё десятого числа.

Небрежный жест — и досье на экране. Иван. Улыбается. Слишком живой. Слишком настоящий.

— Судья уклоняется. "Не видит оснований". Секретарь отмахивается. Отказ подписывать ордер на основании отсутствия подтверждённых угроз жизни. — Она выдохнула. — А у нас есть отчёт. Есть показания напарника. Есть пропавший стажёр. Есть — четырёхдневная, недопустимая — пауза.

Она подошла к окну. Серый свет стекался по стёклам, как пепел. На миг Голди показалось, что весь мир — в стадии обугливания. Чуть-чуть — и он превратится в порошок. Так и с Фэйблтауном. Так и с каждым сказанием.

— В 09:00 мы идём к судье. Вместе. Вы — со мной. Он подпишет. Не захочет — я открою служебное расследование.

Она обернулась. Взгляд — жёлтый, как светофор на грани смены фазы. Предупреждение. Но не угроза.

— А теперь, о самом главном, — тихо сказала она, подходя к столу и медленно, почти нежно, переложив папку с делом Патрика Лисицина поверх остальных. — Ты же понимаешь, кто будет представлять Кощея.

Пауза. Тишина. Сердце кабинета замирает.

— Скажи мне, Стедфаст, — Голди облокотилась ладонями о край стола, склонившись вперёд, её голос потемнел. — У тебя есть на него что-то реальное? Или я пойду в суд с чёртовой легендой, которую Лисицин развалит за пятнадцать минут, попивая его фирменный кофе? Он, между прочим, пьёт крепкий, с корицей. Как кровь на молоке.

Пауза. Её губы дрогнули в кривой улыбке.

— Не люблю корицу.

Время на стене: 07:39.

До выхода оставалось двадцать минут. Восемьдесят — до возможного начала конца.

— Говори, Солдатик. У нас на руках — дело, которое они попытаются превратить в фарс. И адвокат, для которого это будет праздник.

Отредактировано Goldie Fisher (05.07.2025 21:00:07)

+9

4

— Вы опоздали.

"Деморализующе, ваще-т".

Солдатик умеет держать мизансцену, когда не его роль - в центре, даже если никакой Сценарист не понукает. Стойка "вольно", как предписывает Устав (и не один), выполнена молодцевато и чётко - ноги на ширине плеч, спина прямая, руки заведены назад, левая ладонь обхватывает правое запястье. Сначала - только взгляд, потом - с поворотом головы, вслед за перемещающейся к окну Золотой Рыбкой. Обувь у Голди - не для сегодняшнего дня. Десятисантиметровый каблук - явно не то, что должно сопровождать вас целый день, наполненный юридической канцелярщиной и сказочными злодеями. Если к вечеру уже и собственные туфли тебе враг - совсем грустно.

"Замечание - неуместно, совет - не прошен. Игнорируем".

Гляделки через весь простор прокурорского кабинета - глаза в глаза. Если в золотом взгляде Фишер - предупреждение, однако в значении предостережения или же извещения - не уточняется. То сквозь (да, так) карие радужки и чёрный зрачок Оловянного можно почти разглядеть, как у него в головной коробке кувыркаются, скачут и выстраиваются в три этажа разнообразные, относимые к неуместным в приличном обществе, лек-се-мы. В адрес криминализированной части мироздания.

— Говори, Солдатик.

- Ну п...

"Оу-воу, куда!"

- ...равда, - лейтенант тайной полиции Хранителей вдруг - действительно с эффектом неожиданности сказочка - пару раз невысоко и пружинисто подпрыгивает, скорее, даже просто привстаёт на мыски форменных ботинок, при этом встряхивая руками, в классической фазе подготовки боксёра к гонгу на ринге. - На пару раундов с моим здравомыслием? - правая ладонь указывает на Золотую Рыбку, потом на него самого, потом опять на Рыбку. - Хо-о-о-о-о-о-о. Резонно. Бесполезно. Мы оба - вендинговые автоматы, из которых сыплются только вопросы, а не ответы, - тон спокойный, голос размеренный. До пресности. Время флегмы, а не корицы. Значит, пусть так.

Если кто-нибудь разделает сказку топором и спустит по частям в унитаз, с этим все знают, что делать. Беспредельщики – в смысле одиночек - случаются. Достаточно поймать, посадить за решку и забыть, что заключённый существует - лет на триста. Сколько таких клиентов патопсихологов, покалеченных обстоятельствами не реального мира, а сюжетами произведений своего происхождения - сидят по казематам тайной полиции. Ну сидят. Эка невидаль. Оторви-головы. Работа-то не без рика.

Людям иногда интересны разные странности: «Ой, а есть ли какой-нибудь район города, куда даже полиция боится зайти, где очень злые банды?» Солдатик и сам такое пару раз слышал. Ответ? Ответ всегда один: «С чего бы это? Мы – закон, мы - всегда главные. Чего нам бояться?» Конечно, может и неприятностей членовредительских прилететь или ещё что. Но это всегда будет… не то, чтобы отмщено, но – наказано. Как смешные ролики в интернете, где пара каких-нибудь олухов убегают от копа с избыточным весом. Забавно. И всегда забывают добавить, что этих любезных – всё одно нашли, и какой срок и штраф впаяли.

Идея о применении насилия к представителям тайной полиции может где-то мрачной тенью клубиться в черепушках злодеев, может иногда даже находить выход в насмешках, самолюбовании или чём-то таком же филологическом: «Да мы их, да щаз вот, а я - ого-го» - прочая бравурная ерундистика. Почему нет. За всеми не уследишь, чего они там несут и какие понты друг перед другом садят. Не столь важен конкретный Иван. Почти не важно - Кощей ли похититель или его так странно подставляют под интерес Хранителей. Песчинка пересекла границу дозволенного, а значит весь этот дурацкий воздушный замок из бредней о собственном величии должен и будет сметён. Иначе – и правда резать начнут, черти. Тяжкий горячечный бред злодеев, от которого их нужно будить, пересчитывая зубья молотком, если придётся. Метафорически. В рамках действующего законодательства, разумеется.

- М-м-м. Я ношу мундир, а после твоих вопросов, ощущаю будто бы панцирь, как у улитки, - Оловянный слегка постучал большим пальцем правой руки себя по лацкану форменного кителя. - Только открыли расследование о пропаже; только сегодня служба внутренних расследований начнёт выяснять, откуда подобные задержки в самом департаменте полиции; только сегодня запросят с утра налоговые декларации Кощея для оценки финансового положения, и ещё банковские выписки, траты последние посмотреть; только сегодня я пришёл к тебе и мы получим ордер на обыск; только сегодня его же и допросим.

"Есть у меня кое-что. Некислых размеров ни-хре-на. Кто бы помог донести, ага".

- Раз ты согласна с делом. Аккуратно выскажусь - в перспективе согласна, - да Золотая Рыбка не просто согласна, а - требует! - То - найду. Один неоспоримый плюс в Фэйбл-тауне, всё же, есть. Его невозможно покинуть, - и невозможно бесконечно прятать нечистые руки в тени подозрения в замкнутом пространстве.

Отредактировано Steadfast Tin Soldier (06.07.2025 19:19:49)

+8

5

Слова Оловяного, его тихая, почти безжизненная интонация, эхом отдавались в стенах, застрявших между «вчера» и «сегодня». Он говорил о вендинговых автоматах, и в этом была горькая, до рези в глазах, правда. Они оба – машины, призванные перерабатывать запрос в действие, но часто выдающие лишь новые вопросы. Их работа была бесконечным лабиринтом зеркал, где каждое отражение лишь множило неопределенность, вместо того чтобы показать выход.

Его замечание о мундире, превратившемся в панцирь улитки, зацепило. В этом было слишком много правды. Голди сама чувствовала это броневое покрытие, намертво приросшее к душе, превращающее любое касание к реальности в болезненный укол. Эти панцири, выкованные из уставов, кодексов и бесконечных протоколов, защищали, но и душили одновременно. Они были рыцарями без сияющих доспехов, закованными в цепи правил, что делали их неповоротливыми в бою, но уязвимыми для невидимых стрел разочарования.

Она кивнула. Это не было согласием с его метафорой, скорее, молчаливым признанием общей ноши. Ее взгляд прошелся по папке с Лисициным, лежавшей теперь отдельно от общей кучи. Он говорил о бюрократии, о задержках, о том, что расследование только-только набирает ход. И она понимала, что под его отстраненной речью и этим подчеркнутым спокойствием кипит то же самое бешенство, что и в ней самой. Бешенство от беспомощности, от упущенного времени, от системы, которая, вместо того чтобы быть острым мечом правосудия, превратилась в тупое и скрипучее орудие, заржавевшее в тысячелетних подземельях протоколов.

«Есть у меня кое-что. Некислых размеров ни-хре-на.»

Эта фраза, не произнесенная вслух, но отчетливо прочитанная в его глазах – в той легкой гримасе досады, что лишь на мгновение исказила его идеальную стойку, в едва заметном напряжении в уголках губ – была самым важным, что он сказал с момента их встречи. Ни-хре-на. Ничего, что можно было бы взять и просто так, без борьбы, использовать. Их усилия, казалось, были подобны бесконечному пересыпанию песка в сито, когда каждая песчинка – доказательство, а каждая крупица истины – ускользала сквозь щели системы. А значит, ей, прокурору, придется добывать это «что-то» самой. Или же они оба, как те самые вендинговые автоматы, будут стоять и бесполезно звенеть вопросами, пока Кощей и Лисицин будут попивать свой кофе с корицей, играя свою партию в шахматы со смертью.

Голди оторвалась от стола, медленно выпрямляясь. Ее шаги по паркету теперь звучали иначе, не стук каблуков, а скорее, глухие удары метронома, отмеряющего оставшееся время. Двадцать минут. Восемьдесят. До начала конца. Эти минуты были как последние капли в песочных часах, отсчитывающие не просто время до встречи с судьей, но и время, когда этот хрупкий мир сказок может рухнуть под тяжестью собственных пороков.

Она подошла к нему, сокращая расстояние, которое Солдатик привык соблюдать, как незримую границу. Он стоял, прямой и неподвижный, словно ожидая приказа, или, что более вероятно, готовясь парировать любую атаку.

— Мы идём, Стедфаст, — ее голос был низким, почти шепотом, но каждое слово чеканилось, как монета. — Сейчас.

Она не стала объяснять. Он и так понял. Понял, что двадцать минут – это уже не время до выхода, а время до начала. До того момента, когда они вдвоем, прокурор и Хранитель, превратят эту затянувшуюся прелюдию в реальное действие. Они были двумя лезвиями одних ножниц, созданными, чтобы резать паутину лжи и беззакония, но затупленными бюрократией. Теперь пришло время их наточить.

Ее взгляд скользнул к двери кабинета. Она не стала открывать ее сама, лишь обозначила направление легким кивком.

— И приготовься, — добавила она, когда он уже сделал первый шаг. — Этот раунд будет не с твоим здравомыслием. Он будет с судьей, а потом с Лисицыным. И у нас нет права на ни-хре-на. У нас есть только то, что мы найдём. И что заставим их отдать. Эта битва будет не на жизнь, а на смерть, где оружием станет не сталь, а слово, а поле боя – зал суда, где правда легко становится жертвой искусной лжи.

Дверь прокурорского кабинета закрылась за ними, оставляя за спиной остывший чай, стопку личных дел, похожих на могильные плиты, и запах застоявшейся бюрократии. Коридор был таким же серым и безликим, как их утро, но теперь в нём прорезался тонкий луч, тонкий, как лезвие. И в этом луче, казалось, даже пылинки кружились не хаотично, а с какой-то зловещей, предопределенной целью, словно стрелки невидимых часов, отсчитывающие последние мгновения перед бурей. Они выходили из душной крепости ожидания и ступали на поле предстоящей битвы, где каждый шаг имел вес, а каждое слово могло стать камнем, брошенным в гигантский, но хрупкий механизм правосудия. Голди чувствовала, как внутри нее просыпается древний зверь, выкованный из закона и отчаяния, готовый рвать и метать, лишь бы этот день не стал еще одним захоронением надежды в кладбище нераскрытых дел Фэйбл-тауна.

+8

6

— Мы идём, Стедфаст.

Солдатик поднимает левую руку к лицу, чуть отгораживаясь и ограждаясь от женской фигуры, при этом - и в действительности - закрывая скривившую губы улыбку тыльной стороной ладони. Упрятана ухмылка, просто и некрасиво сломавшая прямую линию рта посередине. Ну. Не. Оскал. Же.

Броское искусство управления, не иначе, в тоне Золотой Рыбки. Тихий и излишне доступный в членораздельности произносимых им слов (Да много ли их там, этих слов? Три!) голос. Голос, пробирающийся холодным снегом за голенища сапог в зимнюю компанию. Взгляд Оловянного даже метнулся от лица выслушиваемой - командующей? - Голди по сторонам, проверяя, не сидят ли на своих походных рюкзаках вокруг какие-нибудь рядовые и капралы, пока начальство льёт тебе в уши едва слышный, но ярящийся (да, нет, интерпретация?) выговор; так, чтобы никто вокруг больше не понял, о чём разговор, и остальные не были обеспокоены тем, что: "Хьюстон, у нас проблемы".

Звяк! В тишине - резкий лязг - металлическим «дзиньк» – каблуков, подбитых по подошве железом, ботинок.

— Сейчас.

Сейчас? Что? Куда? Энергичная ответственность перед обществом выражаемая категоричным золотом взгляда - сбивает с толку, если таковой когда-либо и водился в Оловянном. Ужель? Отнежель? Сейчас? Кого? Всё? Звать отряд специального назначения, чьё предназначение: "Наш девиз - всем морды вниз"? Нет? Что там. Бумаги! Поз-во-ле-ни-е, да. Права граждан не ограничиваются законом, а - гарантируются. Справедливо. Может, тогда зубами? Есть ли закон, запрещающий жрать злодеев? Гастрономический какой-нибудь? Эти проклятые слёты совета безопасности шеф-поваров. Урезать взносы! Прекратить финансирование! Запретить действие на территории Фэйбл-тауна.

Короткое движение головы с причёской, соседствующей по цвету кроне Солнца в закат (что ж), будто бы сбивает наведённый своей же хозяйкой морок. Дверь. Открывай. Дверь. Манеры. Дверь. Культура поведения. Кого ты там в своих фантазиях хрумкать собрался, огнепоклонник амазонский.

Вертеть тушей перед лицом начальства - уставом позволительно. Однако под носом у дамы - невоспитанно. Поэтому - отступает на шаг назад, оставаясь лицом к Голди.

— И приготовься.

"Ой рука не дрогнет, н-н-ну".

- И у нас нет права на ни-хре-на.

Если бы Солдатик уже не утвердился рядом с дверью, открыв ту и удерживая за ручку левой рукой, правую же расположив согнутой вдоль груди, слегка склонив голову… он бы точно споткнулся.

"Вот что значит - сработались. Что ж, а? Очень приятно. И - абсолютно взаимно".

- Про то, что я Кощея зову "костлявой погремушкой" мысленно - уже тоже да? - если не комплимент должен сопровождать выходящую из помещения леди - потому что рабочее время, странно было бы - то пусть хоть юмористическое заявление. Ну а такое – вроде не странно в рабочее время? Нет, просто курьёзно. Почти галантно. Хорошее утро. Конечно. Оловянный молча следует на полшага сзади и чуть справа от Голди по коридору. Военным и правоохранителям можно ходить справа от противоположного пола, чтобы иметь возможность в любой момент изобразить уставное приветствие. Или саблю выхватить. - Это что, Десятка Треф будет? - дверь в кабинет судьи, табличка на ней. Нота сомнения в голосе. Стойкий - он не фанат всех этих... чёрных мастей.
- Любит ли он Четвёртую Поправку так же, как мы, госпожа прокурор, - лейтенант тайной полиции Хранителей вытаскивает из внутреннего кармана формы сложенное вдвое заявление сержанта о пропаже Ивана в "Игле", следом чуть одёргивает китель, щёлкает по узлу форменного галстука, немного "взбадривая" тот. - Если вдруг кидаться начнётся, госпожа прокурор, то - бегите. И несите меня.

Фраза явно из безымянного детского мультика, который был просмотрен вместе с маленькими жителями сиротского приюта Фэйбл-тауна. Последним же в процессе "прихорашивания" - Солдатик клацнул туда-сюда магнитной застёжкой поясной кобуры.

- Ваша Честь! - широкий распах двери. Корректное пропускание Золотой Рыбки вперёд себя. Взгляд поверх плеча той вглубь кабинета. - Надеюсь, у Вас не было планов на утро лучше, чем Вам могут предложить компетентные органы, - шаг в логово "беспристрастного", "непредвзятого" и "лишенного постороннего давления". - Поверьте, мы - в департаменте, очень стараемся не отставать от грёз граждан Фэйбл-тауна о том, как должен вести себя страж порядка.

"Я не помогаю? Не помогаю".

- Нам бы ордер. Вот - достаточные доказательства, показания сержанта полиции. Под присягу о достоверности и письменное заявление - я, лейтенант полиции Тин Стэдфаст, - взгляд на Голди. - Госпожа прокурор... - не нуждается в представлении от Солдата.

"Вот он точно не захочет, чтобы мы тут до обеда проторчали с криками друг на друга. Да я и после обеда орать могу, если уж! Извольте-с".

- Ваша Честь, есть ли у вас детки? - у сказок не случается отпрысков. И, нет, это не про то, что Солдатик относится к подчинённым, как к родным. Только завуалированный вопрос, не шантажируют ли бедолагу Десятку Треф - "детулями", "малышками" и "ма шерами". Конечно, кто ж тебе в кабинете собственном на такую грубость ответит. Может, тут три тонны прослушки висит. - Если поиметь целый департамент полиции - он вам тоже никого не родит, знаете ли, - приглушённо, себе под нос.

- Что вы там мямлите, лейтенант! Я тут из-за вас так рано. Излагайте внятно.

- Я, лейтенант Тин Стэдфаст, торжественно клянусь, что верно служу Соединенным Штатам Америки и штату Огайо... - раскрытая правая ладонь на уровень плеча.

- Мы ещё не начали обсуждение ваших достоверных и достаточных доказательств для выдачи ордера, а вы уже со своей присягой.

-... обязуюсь скакать на ухабах не хуже мушкетёра, - Оловянный свернул текст с "защищать и исполнять Конституцию, охранять имущество и здоровье граждан".

- Свободная страна. Езжайте, куда хотите. Если закончили со своим цирком, показывайте, что у вас там действительно есть.

- Личные показания сержанта тайной полиции об исчезновании стажёра полиции Ивана Царевича во время выполнения должностных обязанностей в торговой херабуде...

- Нормально говорите.

- В торгово-развлекательном центре "Игла", принадлежащей Константину Бессмертному. Так же, имеется пропавшая сестра пропавшего стажёра - офицер Марья Моревна. Более двух недель отсутствует.

- Что у вас там происходит. Вы сами-то завтра исчезнуть не боитесь?

- Ну как сказать...

- Недвусмысленно.

- Показания серж...

- Вы уже третий раз про них. Что-нибудь ещё? Что у вас поменялась за четыре дня? Нашли что-нибудь?

- Марью Моревну у неё в квартире с интоксикацией неустановленными психоактивными веществами, - Оловянный и сам с удивлением прочитал бренькнувшую на мобильный телефон (у него нет личного, только служебный) СМСку.

+7

7

Дождь за окном бился в стекло, словно пытаясь вымыть грязь с фасада здания суда. Но грязь здесь была другого рода — въевшаяся в папки, в чернила печатей, в скрипучие кресла, на которых годами высиживали приговоры.

Стэдфаст говорил что-то о Четвертой поправке, о Кощее-погремушке, о том, чтобы «бежать и нести его», если что — и его голос, этот странный сплав цинизма и уставной выправки, вибрировал у нее в висках, как надоедливый комар. Она не ответила. Вместо этого ее пальцы сжали папку так, что бумага хрустнула. 

— Десятка Треф, — произнесла она наконец, и в ее голосе было что-то от скрипа льда под каблуком. — Как мило. Напоминает мне одного судью, который брал взятки карточными терминами. «Бубны» — за закрытие дела, «Черви» — за условный срок.

Она повернула голову, и свет лампы скользнул по ее скулам, оставив на них холодные блики. 

— Но знаешь, что самое смешное? — Голди приподняла подбородок, и теперь ее голос стал тише, острее, словно лезвие, проведенное по коже. — Когда его поймали, он закричал, что это «клевета». А потом попытался сжечь доказательства в камине. Как в сказке.

Пауза. В коридоре было так тихо, что слышно, как дождь стучит по подоконнику. 

— Так что да, Стедфаст, — она толкнула дверь, не дожидаясь его реакции. — Любит ли он Четвертую поправку? Нет. Но он точно боится огня. 

И шагнула внутрь, оставив за спиной запах дождя, металла и чего-то еще — чего-то, что Солдатик, возможно, узнал бы, если бы помнил, как пахнет море перед штормом.

Она стояла перед массивным дубовым столом, наблюдая, как судья Лангер с театральным вздохом откладывает в сторону утреннюю газету. Его пальцы, украшенные дорогим перстнем, небрежно постукивали по столешнице - явный признак того, что этот визит он считает досадной помехой в своём расписании.

Лейтинант распинался перед столом, излагая обстоятельства дела ровным, уставным тоном, но Лангер слушал вполуха, время от времени покручивая в пальцах дорогую ручку. Его взгляд скользил по Голди с ленивым любопытством - видимо, запамятовав, с кем имеет дело. Эта самоуверенность читалась в каждом жесте: в том, как он откинулся в кресле, в пренебрежительном «Что у вас там происходит. Вы сами-то завтра исчезнуть не боитесь?» , в нарочито медленном просмотре документов.

Голди перевела взгляд на свои руки, аккуратно сложенные перед собой. Нюдовый маникюр, почти незаметный на фоне её бледной кожи - единственное мягкое пятно в этом кабинете, пропитанном формальдегидом бюрократии. Она отметила, как Лангер специально затягивает процесс, задавая Солдатику дурацкие уточняющие вопросы и делая вид, что не понимает очевидного.

«Как же ты ошибаешься, Ваша Честь» , - подумала Голди, чувствуя, как в груди закипает холодная ярость. Её пальцы непроизвольно сжались, оставив на папке едва заметные вмятины от ногтей.

Когда судья в очередной раз попытался отложить рассмотрение, сославшись на «необходимость дополнительных проверок», мисс Фишер сделала едва заметное движение - всего лишь выпрямила плечи, но этого хватило, чтобы атмосфера в кабинете мгновенно изменилась.

— Ваша Честь, — её голос прозвучал мягко, почти сладко, но с той интонацией, от которой у опытных юристов холодеет спина.— Позвольте напомнить вам в соответствии с Главой 2921 Пересмотренного кодекса Огайо, «Преступления против правосудия и государственного управления» — это прямой вызов закону. А также то, что дисциплинарная комиссия по судейской этике особенно внимательно рассматривает дела, где задержка правосудия приводит к исчезновению свидетелей.

Она позволила паузе повиснуть в воздухе, наблюдая, как капля пота медленно сползает по виску Лангера.Мисс Фишер не сводила глаз с судьи, отмечая малейшие изменения в его лице - подрагивание века, нервное подёргивание уголка рта, едва заметное побледнение кожи на скулах. Её собственное дыхание оставалось ровным, спокойным, в то время как воздух в комнате становился гуще, насыщеннее, словно пропитываясь страхом и осознанием совершающейся здесь и сейчас капитуляции.

— И поскольку мы оба ценим ваше время, — продолжила Голди, теперь уже положив ладонь на стол и слегка наклонившись вперёд, — я предлагаю подписать ордер сейчас. Пока это ещё выглядит как наша общая победа в борьбе за правопорядок.

Её ноготь, идеально ровный и матовый, мягко постучал по печати, лежащей на столе. Тихий звук, но в напряжённой тишине кабинета он прозвучал как выстрел.

Лангер резко поднял глаза, и в этот момент наконец вспомнил, кто перед ним. Вспомнил те истории, что ходят по коридорам суда о мисс Фишер и её «особых методах» . Его пальцы заметно дрожали, когда он взял ручку.

Голди наблюдала, как чернила оставляют на бумаге размашистую подпись, и подумала, что сегодня дождь за окном — самое честное, что есть в этом кабинете.

+7

8

По кабинету судьи в уродливой позе развалилась пауза - без всякой к тому причины, ведь всем же присутствующим есть чем заняться и что делать дальше. Однако Оловянный вовсе и не намерен - ну, пока - прерывать эту молчаливую безмятежность бездеятельности, хватая документы со стола. Пусть судья насладится тем, как превращается в тир - для взглядов прокурора и лейтенанта. Собственно, если можно было сразу - почему нельзя было сразу? Солдатик даже в чём-то наслаждается этой ситуацией, когда чиновничество - из трёх разных ведомств - пришло к согласию и свершило акт единогласной сплочёности, выразившийся в ордере. Какие прекрасные совместные воспоминания создали на троих. Превосходно? Превосходно.

- Вся жизнь - театр, значит. И какова драматическая роль, и за кулисами - быть марионеткой, - Хранитель пару раз цокнул языком, всё ж сподобившись подобрать разрешение на обыск "Иглы", немного хрустнув бумагой пару раз. - Люстра не без шарма, - слегка откидывает голову назад, указывая макушкой на хрустальное, почти что сооружение, под потолком помещения. - Благодарю за содействие, Ваша Честь, - лейтенант, уже было собравшийся оборачиваться, остановился, замирая к столу боком, лицом к Золотой Рыбке. - Ох-хо, забывчив, что те винососы... французы, потерявшие участие во Второй Мировой. Смотрите, что умею. Раз, - указал на себя. - Два, - на Голди. - Три, - на Десятку Треф. - Сказок знают об этом ордере и его выдаче сейчас. И я никому не скажу из собираемой для досмотра команды - цель, - Солдатик чуть подкидывает в левой руке мобильный телефон. - Электронной чертовщиной пользуюсь плохо. Произойдёт просто исключительное событие, если меня будут ждать! - аппетитный (что теперь-то) хруст складываемого в три раза ордера, исчезающего во внутреннем кармане форменного кителя. - Поражу всех. Оловянный Солдатик принимает участие в фантастической сцене, и становится... - небрежное пожатие плечами, мол, во что только ни превращает людей sci-fi. -... хулахупом. Ну, уж воздержитесь меня вертеть.

Стойкий нормально воспринимает то, что люди - и не только - не считают его там опасным или каким-нибудь "ох, ничего себе, надо бы в присутствии такого-то за собой следить". Да и ладно с ним. Свободная страна. В конце концов, Оловянный - не какой-то буйнопомешанный кровожадный обезьян-изувер, берущий камень не для того, чтобы кокос разбить, а - соседу по ветке бошку проломить. Что за глупости. Однако, некоторым образом "предупреждение" всё же иногда стоит выразить. Не превращая его в навязчивое требование. Работает ли подобное хоть когда-нибудь? Нет. Практически всегда - наивозмутительнейший облом! Что поделать. Не может же лейтенант тайной полиции поснимать хрустальные висюльки с чужой люстрый в чужом кабинете, заставить их проглотить судью, и прыгать у того на животе до тех пор, как стекло не перестанет раскалываться в чужом желудке. И крики не прекратятся. Ну и, мать его, дикость экая! Зачем бы кому бы то ни было...

- Что и делать без вас, госпожа прокурор, - захлопываемая за спинами дверь грохнула с чудовищной силой. Под тихий перезвон судейской потолочной "лампы". - Мажордомом бы стал? Пожалуй. Сколько ещё этих дверей за сегодня предстоит туда-сюда в "Игле" открыть и закрыть. Профессиональный сертификат отхвачу, - Солдатик вновь приоткрывает дверь кабинета Десятки Треф. - Извиняюсь, рука соскользнула, - вглубь и в недовольный взгляд Лангера.

И – снова, но ещё более оглушительный - шарах.

- Кто бы мог подумать! - погоны на кителе приподнимаются и приопускаются, следуя за движением плечами. Нет, это не про копеечность натуры "хлопальщика". Чем раздражённей преступник, а судья, судя по всему, как минимум - оказывал услугу, не обязательно за денежную выгоду, тем больше вероятность - что ему сорвёт крышу и он накосорезит. Ещё больше, чем уже? Ещё больше, чем уже.

- Марью Моревну, кстати, правда нашли дома, - смски показывать смысла нет, так что Оловянный убирает мобильный в карман брюк. - А я - поеду в участок, возьму людей, отправлюсь в "Иглу". Думаю, к девяти тридцати начнём осмотр, - здание по размерам не съёмная студия. - Прихвачу и что-нибудь магическое из хранилища. Знаете добродетель скрытых добродетелей, госпожа прокурор? - настроение у сказки, в действительности, мрачноватое, судя по количеству шуток. - Эксгибиционизм! Вот и Константин Бессмертный своё добро от вас прятать не будет, предполагаю, до обеда, к двенадцати, уже сможет явиться!

Прежде, чем Десятка Треф успевает проорать "Да какого чёрта", Оловянный и в третий раз пытается сломать ему дверь в кабинет. Неудачно, однако, почему бы и нет. Следственная необходимость. Судя по холодности взгляда Золотой Рыбки - работать в направлении незадачливого судьи она намерена с той же принципиальностью, что... что и обычно? Так и зачем Стэдфасту тогда неконфликтные отношения с Лангером.

- Лейтенант! - в этот раз дверь явно сшибла протянутую с той стороны к ручке - руку. Вот и предел чьего-то терпения и любопытства. А заодно - очередная незначительная проверка, не сидит ли судья со стаканчиком, пытаясь подслушать, провалена.

- Я несчастнейший на свете калека! У меня протез заел, - Оловянный указывает на свою левую ногу. - А, нет, смотрите-ка. Да вы чудотворец! Ухожу, - и Солдатик не отпускает дверь, не давая той закрыться. - Заблудился. А лифт? Туда? - не дождавшись ответа, полицейский в этот раз даёт самому Десятке Треф как следует треснуть дверью. - Интроверт, что ли?

Отредактировано Steadfast Tin Soldier (20.07.2025 21:56:45)

+6

9

Коридор уводил их от кабинета судьи, а за спиной — уже закрытая дверь. Всё, что нужно было получить, было в кармане кителя Оловянного Солдатика. Ордер. Визу. Форму позволения. Бессмысленную бумажку, на которую, по-хорошему, плевать, если бы в этой системе хоть кто-то работал по совести, а не по разрешению.

Она шла рядом, шаг в шаг, не замедляя, не ускоряя — не потому, что это было согласованное движение. Просто… выверенный ритм. Им не нужно было говорить — они оба знали, что делают. Или, как минимум, умели делать вид, что знают. Что, порой, было важнее.

Плечи слегка болели от напряжения. Не физически. Химически. Мышцы знали, что значит держать лицо полтора часа подряд, когда в тебе всё хочет заорать: «Вы серьёзно? Вы действительно покрываете этих мразей?!» — и ещё при этом сохранять ровный голос, сухие ладони, не перебивать Солдатика, когда он делает нужную грязь, и судье это нравится всё меньше.

А ей — всё больше.

Он делал то, что она не могла себе позволить. И это… бесило. И одновременно — спасало.

Иногда нужно, чтобы кто-то выругался вместо тебя, чтобы ты могла остаться на нужной стороне огня. Благодарю.

Голди знала, что не подаст на судью Лангера сейчас. Не потому что не хочет — наоборот. Хотела. О, как хотела. Пальцы чесались. Если бы ей дали полдня без оглядки на ведомственные балансы, она бы не просто инициировала проверку — она бы всадила его. Официально. Процессуально. С конфискацией имущества и показательной трансляцией.

Но — нет.

Сейчас — нет.

Потому что при всей своей ненависти к грязи, она понимала: гнить может только система, в которой что-то когда-то ещё росло. А здесь — просто удобная почва. И на ней — судья, который перестал играть в нейтралитет и начал брать сторону. А может, давно берёт. Может, она просто раньше смотрела не туда.

«Заявление о профнепригодности…» — механически формулировалось в голове. — «…в связи с систематическим уклонением от выполнения функции судебного контроля и возможной аффилированностью с объектом расследования…» — хочется записать прямо сейчас, в телефоне, в черновиках. А ещё — запихать туда приложения: записи камер, просроченные постановления, статистику по отклонённым ходатайствам.

Но — потом. После. Сначала — Игла.

И потом — Константин Бессмертный.

Вдох. Выдох.

Весь воздух коридора — как будто пропитан усталостью, не её личной — чужой, накопленной. Кто-то здесь сдавался до неё. Кто-то соглашался. Или начинал пить, или начинал врать. А она — всё ещё ходит прямо. Всё ещё держит себя в руках.

А надо ли?

Иногда казалось, что Солдатик — не просто напарник, а альтернатива. Вот он — позволил себе. Слова, взгляды, удары по двери, даже ту нелепую хохму про хулахуп. А она — нет. Всё по уставу. Всё на весах. Всё через «взвесим последствия». Всё «если я упаду, то за мной обвалится отдел».

Они остановились у лифта. Она нажала кнопку и впервые за весь день позволила себе не смотреть на него, не слушать, не оценивать. Просто стоять и думать.

Скоро он уйдёт — вниз, в мокрый день, в «Иглу». Поднимать слои, открывать замки. Делать грязную, важную работу. А она — в другое направление. В кабинеты. В файлы. В схемы.

— Будь осторожен, Тин. Я не забываю, кто у меня в команде — и кого терять нельзя.

Она повернулась к Стэдфастуя, голос был тихим, почти сдержанным — без излишней теплоты, но с тем неизменным весом, который она всегда умела вкладывать в слова, когда речь заходила о людях, которым доверяла.

Это не была просьба и не угроза — это была тихая, но твёрдая уверенность, словно знак, поставленный на карте в нужном месте, предупреждение, услышанное лишь теми, кому действительно доверяют.

Она сделала шаг вперёд и уже в мыслях переключилась на допрос — сложную шахматную партию с Кощеем и его адвокатом Лисициным, где каждый ход мог изменить всё.

+3


Вы здесь » lies of tales » Настоящее » Настоящее: завершённое » Двадцать первый час // 14.06.2016